— Брат Илларий говорил, что ты знаешь латынь.
— Да, мой синьор.
— Если ты не расположен ужинать, может быть прочтешь мне что-нибудь?
— Как будет угодно моему сеньору…
— Послушай, Себастьян, — Шарль неожиданно взял руки мальчика в свои и с удивлением ощутил как они холодны. — Ты не слуга мне! Я не желаю без конца слышать это «да мой синьор, нет мой синьор…» Конечно, вначале тебе будет нелегко, рыцарский пояс может принадлежать лишь избранным, но клянусь святым Михаилом, нет причины, по которой ты не можешь быть удостоен этой чести. Тебе не место в монастыре де Альби! Я давно говорил это твоему отцу.
И вдруг, словно прорвавшаяся от весеннего паводка плотина, чувства, которые он так далеко и надежно заключил в свое сердце, нашли выход в безумных словах.
— Прошу вас, синьор мой, рискуя разгневать вас, я все же осмелюсь возразить. Монастырь от рождения был предназначен мне и все знают это. Отец передаст титул одному из моих старших братьев, так заведено обычаем. То о чем вы говорили не может быть со мной, хотя и в самом деле монастырь всегда казался мне темницей. Пять зим смотрел я с башни на стены замка Борн и мечтал вернуться туда. Кем угодно, последним слугой, только бы снова быть там.
— Рядом с отцом?
Себастьян не нашел сил ответить, только склонил голову.
Шарль взялся за кувшин и наполнил кубки.
— Выпей вина, мой мальчик, и забудь о святом Венсенте. Я не могу гарантировать тебе владение в Долине Роз, но поверь, жизнь предоставляет достаточно шансов, тому, кто упорно стремиться к цели. Когда-то Шарль из Пуату был безземельным рыцарем и владел лишь щитом и мечом, но, как видишь, ныне барон де Кармел владеет замком и достаточным состоянием, чтобы позволять себе некоторые прихоти. Рыцарь обвел небрежным жестом комнату и снова обхватил длинные пальцы Себастьяна. Все это в равной степени будет теперь принадлежать тебе, потому, что я хочу этого, — Свободной рукой он поднял кубок и подал мальчику. Себастьян встретил открытый взгляд Шарля. Кармел говорил с ним, как с равным.
— Не знаю чем я заслужил эту честь, но постараюсь стать достойным вашего доверия, барон, ответил Себастьян. Он больше не испытывал смущения, — И я сумею преодолеть те трудности о которых вы говорите.
— Не сомневаюсь! – Рассмеялся Шарль, — Воздадим же должное салернскому, — оба осушили кубки. - А теперь, - рыцарь поднялся из-за стола, подошел к небольшому сундуку в изножье ложа, откинул крышку. Себастьян следил за тем, как осторожно Шарль извлек книгу в тисненом кожаном переплете. В монастыре таких не было - позолоченная застежка, цветные вставки лиможской эмали. — Ты, верно, читал в монастыре во время трапезы.
— Довольно часто, — кивнул Себастьян.
— Это не из Священного Писания, но думаю, текст может быть тебе знаком.
История записанная на сорока трёх страницах драгоценной книги была романом об Александре. Себастьян так увлекся чтением, что не заметил, как много времени прошло. Ещё несколько раз Шарль наполнял кубки. Это привело к тому, что строки поплыли перед глазами Себастьяна и он чуть не выронил книгу.
— Еще немного и мы легко представим себе доблестного Александра, — пошутил Кармель. Он был очарован своим юным гостем. Скромность и врожденное благородство, те редкие достоинства, которые Шарль наиболее всего ценил в людях, сочетались в Себастьяне с природной живостью ума. А мечтательность, что сквозила в неторопливых жестах, улыбке, интонациях голоса, выражении глаз притягивала Шарля. При этом Себастьян выглядел старше своих лет. Взгляд тёплых золотисто-карих глаз, такой серьезный и печальный завораживал, заставлял забывать о времени, глубина чувства, которое, могло дать истинное счастье, светились в нём. Но Себастьян не осознавал силы своего очарования, он был невинен. Красивым как ангел и непорочным как святая Девы Мария. Мальчик познавал жизнь за монастырскими стенами вдали от мира и целомудренная чистота охраняла душу от искушения. В своей наивности он видел в поступках Шарля проявление участия и христианского милосердия, о котором так много говорил брат Илларий.
Однако и Кармела, весьма искушенного в делах обольщения, смущала доверчивость Себастьяна. Достаточно было предложить сыну де Абвиля лишний кубок вина и легко можно было достигнуть желаемой цели. Но именно доступность и останавливала Шарля. Не обладания желал он, сердце Кармела стремилось к взаимности чувств, он хотел любви разделенной и страстной. Для этого было слишком рано. Но как сдержать волнение крови? Не позволить рукам и губам ласкать это чудесное тело, замкнуть уста для горячих признаний. Шарль перевел дыхание, отвернулся и склонился над камином. Он шевелил угли намеренно медленно.