— Вспомни, какое тепло ты ощущала. Вспомни, как хорошо тебе было.
Она помнила. В тот день она была гордой и счастливой. В тот день она была в безопасности.
— А теперь очень медленно открой глаза, Николетт. Не сосредотачивайся ни на чем. Не беспокойся о том, чтобы что-то увидеть, или о необходимости выполнить для меня задание.
Она сделала, как он сказал, и ахнула от изумления.
В толпе точками мелькали люди с ярким бронзовым сиянием над их головами. Этот нимб распространялся лишь на нескольких людей, и ахнув, она едва не потеряла их из виду. Но потом сосредоточилась, и они вновь сделались заметными. И в этом не было ничего спорного, она могла найти их так же просто, как выудить белый шарик из кучи черных шаров.
— На кого ты смотришь? — прошептал Себастьян.
Николетт медленно произнесла:
— На того маленького мальчика, который несет огромную мягкую игрушку. На ту девушку с розовыми волосами. На женщину за прилавком с засахаренным миндалем. У них всех есть этот изумительный бронзовый нимб.
Себастьян хихикнул.
— Ну, как скажешь. Думаю, ты нашла в толпе всех, кому сейчас чертовски хорошо.
Николетт поморгала, чтобы избавиться от следов этого бронзового свечения, и посмотрела на Себастьяна.
— Это… это было легко, — неуверенно сказала она.
— Давай попробуем еще раз. На какой эмоции хочешь сосредоточиться в этот раз?
Николетт внезапно вспомнила женщину, с которой говорила накануне, женщину, вокруг которой как будто собралась тихая печаль.
— Не знаю, как описать, но думаю, что хочу сосредоточиться на сожалении, грусти.
Себастьян кивнул.
— Попробуй. Думай о том, что заставляет тебя грустить.
Николетт импульсивно взяла его за руку и закрыла глаза. В своей жизни она успела познать горе и боль, но вместо этого подумала о той пожилой женщине. Она подумала о хорошо прожитой жизни с кем-то любимым. Она подумала о потере этого любимого человека, и как после первого периода горя в мире остается лишь глубокая неумолимая пустота. Боль не была острой, но она буквально высасывала силу из самих костей.
Ее глаза распахнулись, и поначалу Николетт решила, что ей ничего не удалось. Теперь она видела множество аур, раскрашенных во все оттенки радуги. Одним из людей, которых выделил ее дар, стал молодой и привлекательный уличный музыкант с длинными дредами и смуглой, очень смуглой кожей. Он заигрывал с толпой, наигрывал жизнерадостную мелодию на скрипке, а аура его была окрашена в насыщенный цвет индиго. Однако присмотревшись получше, Николетт заметила ту же тусклость, что и в ауре той пожилой женщины. Его аура была прекрасной, дарила ощущение свежей креативности и жизни, но поверх всего этого лежала патина печали.
— Что ты видишь?
— Думаю, я вижу печаль, — тихо сказала она. — Некоторые люди носят ее с собой, наслаивая ее поверх всех остальных эмоций. В ауре этих людей присутствует масса всего другого, но все перекрывают их печаль и сожаления.
Себастьян вздохнул, и Николетт показалось, будто его рука на секунду сжала ее ладонь.
— Боги, а ты быстрая, — сказал он. — Уже два раза в яблочко.
— Я хорошо справляюсь? — изумленно переспросила она.
— Это не моя специализация, — признался Себастьян. — Но судя по тому, что говорил мне учитель, да, ты справляешься отлично.
Николетт застенчиво рассмеялась.
— Вацек всегда говорил, что я удручающе медлительна.
— Вацек ошибался, — Себастьян покачал головой, как будто избавляясь от остатков злости из-за ее ситуации. — Я обучаю тебя, и говорю тебе, что ты справляешься здорово.
— Что мне делать теперь? — спросила Николетт, заметно осмелев, и мрачная гримаса Себастьяна сменилась улыбкой.
— Сделай это еще пару раз. Только теперь ищи эмоции, которые могут означать опасность. Кто-то, испытывающий злость, или, возможно, кто-то, подверженный безрассудству и отчаянию.
Николетт послушалась и тут же рассмеялась.
— Что?
— Ну, ты сказал «безрассудство». И сейчас единственный человек, настроенный безрассудно — это тот парень со скейтбордом.
Себастьян улыбнулся.
— Хороший знак. Продолжай работать, но не слишком утомляй себя. Важная составляющая хорошей работы — это умение взять нужный темп и знать, когда пора отдохнуть. Ты никогда не поможешь ни себе, ни другим, если уработаешься до бессознательного состояния.
Николетт серьезно кивнула, и следующий час или около того она практиковалась под мягкое подбадривание Себастьяна. Раньше никто и никогда не наблюдал за тем, как она работает над своими навыками. Никто не помогал ей, не подсказывал и не подстраховывал. И вместо напряженности и страха, которые она испытывала при работе с Вацеком, она чувствовала себя так, как когда-то в школе — когда все удавалось. Она сталкивалась с вызовом и преуспевала.