— Но ты спас его?
Улыбка Себастьяна просияла как солнце, и у Николетт перехватило дыхание. В этом мужчине еще жила искорка того дикого мальчика. Она представляла себе, каким он мог выглядеть, когда обрел дело своей жизни.
— Мы его спасли. Мы забрали его оттуда и нашли место в ковене в Мантуе. Теперь он учитель. Потрясающе владеет магией стихий, и его просто обожают ученики, тяготеющие к огню.
— Ты выглядишь счастливым, — тихо сказала Николетт.
— Я не могу спасти всех, — так же тихо ответил Себастьян. — Но я спас его.
Николетт показалось, будто она может видеть тени всех тех людей, которых Себастьян не сумел спасти. Он уже добавил ее в этот список. Это ужасно сказалось на нем, и Николетт не могла этого вынести. Так что она сделала единственное, что могла придумать. Она обошла стол, и когда он не поднял взгляда, она взяла его за подбородок и приподняла голову.
— Николетт?
Она не могла пойти с ним, а он не мог остаться с ней. Она ничего не могла ему сказать. Вместо этого она опустила голову, чтобы коснуться его губ своими. Когда его руки опустились на ее узкие бедра, чтобы притянуть ближе, Николетт знала, что по крайней мере у них есть это. Поцелуй длился и длился, нежный и сладкий. В нем звучало прощание, но присутствовала и любовь, но это можно было оплакать позднее. Она чувствовала напряжение в его плечах, и когда она оборвала поцелуй, Себастьян посмотрел на нее своими отчаянными светлыми глазами.
Он заговорил, но Николетт прижала палец к его губам. Она не хотела больше слушать споры, которые невозможно было разрешить. Она лишь хотела его, и мгновение спустя он кивнул.
Себастьян лизнул ее палец, и Николетт задрожала. Она медленно просунула пальчик между его губ, двигая им туда-сюда. Изнутри его рот был точно мягкий горячий бархат, и от умелых движений его языка кровь хлынула по ее венам обжигающим потоком. Это было прекрасно, но она хотела большего и потому отстранилась.
Поднявшись на ноги, Себастьян взял ее за руку и отвел в спальню, закрыв за ними дверь. Кровать, казалось, тянулась на несколько миль, и когда Себастьян стянул с нее платье, Николетт ничего не хотелось так, как прилечь на эту кровать.
Он устроил ее на матрасе и быстрыми уверенными движениями снял с нее лифчик и трусики. На лугу все сводилось к страсти и наслаждению, но здесь, в роскошной постели, Николетт вдруг засмущалась. Она всегда была худенькой девочкой, которая выросла в долговязую женщину. Николетт невольно задалась вопросом, что подумает о ней мужчина, у которого были столетия на постельные утехи. Но явное удовольствие на лице Себастьяна быстро стерло все подозрения о том, что его что-то не устраивает.
Он опустился на колени рядом с ее обнаженным телом и нежно провел по нему руками. От плеч до бедер, от бедер до лодыжек и обратно, как будто он пытался запомнить ее тело. Когда Себастьян погладил ее щеки тыльной стороной ладоней, Николетт вздохнула, а он уже тянулся к ее волосам.
С безграничной заботой он распустил ее волосы, разложив их как темный плащ, а потом его пальцы принялись массировать кожу головы, заставляя Николетт мурлыкать от удовольствия. Его сильные пальцы путешествовали по ее телу, избавляя от напряжения, которого она даже не осознавала, и когда он закончил, она так же провела своими руками по его телу.
Она потеребила его одежду, и с молчаливой покорностью, возбуждавшей Николетт, Себастьян стянул с себя все. На мгновение он выглядел таким же нервничающим. Она обняла его, пытаясь без слов сказать, что нечего стыдиться, что никогда не нужно ничего стыдиться. Она заставила его лечь на спину, заметив, что при этом его мужское достоинство приподнялось. Она оценила его длину рукой, чувствуя, как он затвердевает и увеличивается. Когда она оставила его в покое, Себастьян игриво застонал, но лег спокойно, когда она легонько шлепнула его по бедру.
В темноте Николетт не видела, насколько он покрыт шрамами. Толстый шрам на боку оказался только началом, и она видела, как сказались на нем столетия сражений и войны. Она провела пальцем по узкому шраму на бедре, и когда Себастьян ахнул, она повторила движение. Она хотела сказать ему, что есть какая-то особенная красота в отметинах, которые он получил, защищая других и препятствуя вреду, который им могли нанести. В нем было столько силы, столько смелости, чтобы пережить то, через что он прошел.
Николетт едва осознавала, что творит, когда опустила голову, чтобы проследить языком его шрамы — сначала тот, который он ей показал, потом тот узкий на бедре. Одна его рука стиснула простыни, а вторая коснулась ее лица. Николетт задрожала от нежности этого жеста. Она знала, что несмотря ни на что, этот мужчина будет жить в ее сердце до конца ее дней.