— Вы думаете за меня, — заметил Седая Борода.
— Думать за других — призвание мудреца, так же как и слушать других. — Джингаданджелоу выпил залпом и склонился над пустым стаканом. — Это рваное и вшивое настоящее все же лучше того автоматизированного, упорядоченного, пропахшего дезодорантами настоящего, в котором мы могли бы оказаться, — ведь теперь мы, по крайней мере, живем среди соизмеримых с нами вещей. А в том, ином, мире царила безумная мегаломания. Разве она не душила простую и одновременно богатую жизнь отдельного человека?
— Да, двадцатый век имел много пороков.
— В нем было порочно все.
— Нет, вы преувеличиваете. Некоторые вещи…
— Если порочен сам дух эпохи, значит, в ней порочно все, разве не так? Не стоит предаваться ностальгии. И нечего во всем винить наркотики и образование. Откуда взялась тяга к наркотикам, и почему образование оказалось столь убогим? Разве не видели мы, что Век Машин достиг своего чудовищного оргазма? Не потому ли были Монс 1, Батаан 2, Сталинград, Хиросима и тому подобное? Хорошо ли мы поступили, оставив окольный путь?
— Вы только задаете вопросы.
— Ответы напрашиваются сами собой.
— Это двусмысленный разговор. Вся ваша речь двусмысленна. Нет, подождите — я не прочь поговорить с вами еще. И заплатить вам могу. Это важный разговор… Но позвольте мне привести сюда жену и моих друзей.
Седая Борода поднялся. У него болела голова. Вино оказалось крепким, в комнате было шумно и жарко, и беседа произвела на него слишком сильное впечатление. До сих пор окружающие редко говорили о чем-нибудь, кроме зубной боли и погоды. Он оглянулся, ища глазами Марту, но не смог ее найти.
Он прошел по комнате и заметил лестницу, которая вела на второй этаж. И еще он увидел, что накрашенные женщины не отличались столь роскошными формами, как представлялось ему вначале. Они были пухлыми, но их кожу покрывали морщины и другие следы неумолимого времени, глаза слезились. Странно улыбаясь, женщины тянули к нему руки. Когда он проталкивался через их толпу, они кашляли, смеялись и дрожали; казалось, будто комнату наполняла беспокойная и шумная стая галок.
Женщины звали его — не они ли являлись ему когда-то в сновидениях? — но Седая Борода не обращал внимания. Марта исчезла. Чарли и старый Пит тоже. Должно быть, они убедились, что с ним все в порядке, и возвратились охранять лодки. А Товин и Беки — нет, они сюда и не заходили… Он вспомнил, зачем искал Кролика Джингаданджелоу, и, повернувшись, снова направился в тот дальний угол, где его ждала еще одна порция спиртного и доктор сидел с восьмидесятилетней шлюхой на коленях. Эта красотка одной рукой обнимала Джингаданджелоу за шею, а другой гладила кроличьи головы на его шубе.
— Послушайте, доктор, я искал вас не ради себя, — сказал Седая Борода, наклонившись над столом. — Тут среди моих спутников есть одна женщина, Беки; она говорит, что беременна, хотя ей уже семьдесят. Я хочу, чтобы вы ее осмотрели.
— Садитесь, дружище, обсудим случай этой леди из вашей компании. И пейте, прошу вас, — я вижу, вы платежеспособны. Да, иллюзии пожилых дам — весьма характерная черта нашего темного времени, не так ли, Джин? Конечно, никто из вас не помнит то замечательное стихотворение — как же там? «Увядшие черты в стекле зеркальном…» М-м… да:
Трогательно, не правда ли? Я думаю, у вашей дамы остались лишь немногие вечерние часы. Но я, разумеется, приду и осмотрю ее. Таков мой долг. Конечно, я уверю ее, что она ждет прибавления семейства, если ей хочется это услышать. — Он соединил свои мясистые ладони и нахмурился.
— А не может так случиться, что у нее на самом деле будет ребенок?
— Мой дорогой Тимберлейн — извините, я не употребляю вашего несколько странного прозвища, — надежда рождается постоянно как в сердце человека, так и в его утробе. Но меня удивляет, что вы, кажется, сами разделяете надежду этой леди.
— Да, пожалуй, разделяю. Вы сами говорили, что надежда это ценность.
— Не ценность — необходимость. Но только своя надежда. Когда мы разделяем чужие надежды, нас ждет неизбежное разочарование. Наши мечты властвуют лишь над нами. Насколько я вас теперь знаю, вы явились ко мне ради вашей собственной мечты, и я рад, очень рад. Друг мой, вы любите жизнь, вы любите эту жизнь со всеми ее недостатками, со всеми ее радостями — вам тоже нужен мой эликсир бессмертия, не так ли?