Авары, прибывшие из Азии около середины VI в., способствовали распространению стремян в Подунавье [Віvаг, 1955, р. 62–63; 1972, р. 287; Амброз, 1973, с. 87–94; Littauer, 1981, р. 103, 105; Swiqtoslawski, 1990, s. 29–30]. Происходило это, согласно археологическим данным, начиная с VII в., но, по-видимому, все же несколько раньше — с конца VI в., поскольку стремена, причем парные железные, уже упоминаются в «Стратегиконе» Маврикия — памятнике византийской военной мысли рубежа VI–VII вв. — как элемент восточно-римского кавалеристского снаряжения, на состав которого как раз авары и оказали весьма существенное влияние [Mauric. 1, 2, 7 ed. Mihäescu = 1, 2, 41–42 ed. Dennis [= Leon. Tact. VI, 10]; cp. Mauric. 11, 8, 3 ed. Mihäescu = 11, 9, 28 ed. Dennis], Однако при этом следует иметь в виду, что достоверных данных об использовании стремян для собственно военных нужд самими аварами нет, по меньшей мере, до второй половины VII в. [Bachrach, 1986, р. 25–26]. Нет и достаточных свидетельств того, что стремена были широко распространены в коннице раннесредневековой Византии. Что же касается Западной Европы, где стремена определенно появились не позднее второй половины VII в. [Дженито, 1992], то, судя по имеющимся материалам, они не получили заметного использования в военном деле вплоть до начала X в. [Bachrach, 1985, р. 739–742; 1986, р. 24].
Итак, мы видим, что, хотя стремена, вне всякого сомнения, и сделали верховую езду гораздо более удобным занятием, чем это было прежде, и к тому же предоставили конным воинам дополнительную опору для применения оружия, прежде всего рубящего действия, нет никаких оснований утверждать, что они изначально предназначались для боевого использования. Представляется достаточно очевидным, что должно было пройти какое-то время после знакомства со стременами, прежде чем они становились важным и обязательным предметом экипировки каждого воина-кавалериста. Предшествовавшая этому практика конного боя вовсе не сразу восприняла данное новшество, а, наоборот, как раз стременам предстояло доказать свою целесообразность на поле брани.
Естественно, возникает вопрос: что же, помимо ловкости, силы и специальной выучки, помогало конным бойцам эффективно сражаться в эпоху, предшествовавшую внедрению стремян в военное дело? Каким образом, к примеру, закованные в доспехи катафракты могли не только прочно сидеть на своих скакунах, но и рубиться на мечах в ближнем бою, а главное, наносить на полном скаку неприятелю таранный удар своими длинными и тяжелыми двуручными пиками, не рискуя оказаться на земле в результате такого столкновения? Ответ может быть только один: для этого требовались специальные седла жесткой конструкции.
В настоящее время известны две основные разновидности таких седел. Первая была снабжена четырьмя выступами-«рогами» — по два спереди и сзади. Она была выделена специалистами по римским военным древностям, прежде всего П. Коннолли, который, базируясь на вещественных и изобразительных материалах из археологических памятников Западной Европы, относящихся к эпохе Римской империи, провел исследования, включая экспериментальные, по установлению конструктивных и функциональных особенностей этого важного вида римского конского снаряжения. В результате удалось выяснить, что такое седло было жестким — оно имело обтянутый кожей деревянный каркас с набивкой, а к его углам были прикреплены четыре «рога». Эти последние, прочно охватывая расположившегося на седельной подушке всадника, давали ему максимально надежную и удобную посадку на коне. Само седло крепилось к телу скакуна при помощи подпружного, подхвостного и нагрудного ремней [Connolly, 1987; Herrmann, 1989, р. 763–764, 768–769; Dixon, Southern 2000, р. 70–74].
Основываясь на исследованиях П. Коннолли, Дж. Херрманн выявила целый ряд изображений седел «рогового» типа на произведениях искусства позднепарфянского и раннесасанидского времени (І—ІV вв. н. э.) с территории Ирана и Ближнего Востока. Она же высказала предположение (и, как кажется, совершенно справедливое), что главным импульсом к развитию седел данного типа, которые давали седокам гораздо большую, по сравнению с использовавшимися прежде простыми чепраками, устойчивость при ведении боя с коня, послужило, несомненно, появление тяжеловооруженной (катафрактной) конницы уже к началу парфянского периода [Herrmann, 1989, р. 764–769]. Добавим, что изображения седел «рогового» типа хорошо различимы на парфянском граффити I в. до н. э. -1 в. н. э. из «Здания с квадратным залом» Старой Нисы [Пилипко, 1996, с. 69, табл. 45/1; 46/А; Никоноров, 2001, с. 115–116] и на серебряном сосуде из сарматского погребения в Косике Астраханской области [Трейстер, 1994, с. 190–191, рис. 7, 9, 11]. Кстати, последний, как и некоторые изобразительные памятники парфянского круга [Herrmann, 1989, р. 766, рl. V/а-b], демонстрирует нам, что «роговые» седла применялись и легковооруженными конными лучниками, которым они давали достаточную устойчивость при ведении стрельбы на полном скаку.