В кавалерии позднеантичной эпохи также использовались жесткие седла, имеющие переднюю и заднюю луки, которые выполняли ту же самую функцию, что и «рога». Самые ранние изображения жестких седел встречаются в раннекушанской скульптуре из Халчаяна в Северной Бактрии [Nikonorov, 1997, vol. 1, с. 54; vol. 2, с. 11, fig. 29/h] и в батальной сцене на большой костяной пластине из кургана 2 Орлатского могильника в Самаркандском Согде [Никоноров, Худяков, 1999, с. 147, рис. 4/1]. Исходя из археологического и историко-культурного контекста этих памятников искусства, показанные на них боевые реалии вполне вписываются в общую картину развития военного дела степной Евразии, Средней Азии и Ирана в последние века до новой эры — первые века новой эры. Именно тогда жесткие седла вытеснили из боевого обихода прежние мягкие — в виде чепрака и подушки, которые уже не соответствовали нуждам развития кавалерии, в первую очередь тяжелой.
В этой связи следует упомянуть, что остатки деревянных седел, а также золотых и серебряных пластинок, набивавшихся на их края, были найдены в некоторых скифских курганах второй половины IV — начала III в. дон. э. [Граков, 1971, с. 98; Мелюкова, 1989, с. 97]. Добавим, что в одном из погребений сарматского облика I в. н. э. у р. Большой Узень в Западном Казахстане было обнаружено то, что можно считать остатками деревянного седла с кожаной облицовкой темно-коричневого цвета, с нанесенным на нее ярко-красным орнаментом [Кушаев, 1978, с. 81, рис. 3/9–9а].
Дж. Херрманн высказала предположение, что прослеживающееся по некоторым памятникам сасанидского искусства появление в IV в. седла только с одной, передней лукой, которое заменило прежнее седло с выступами-«рогами», — это, скорее всего, свидетельство начала применения в Иране стремян, без опоры на которые использование нового седла в военном деле было бы делом безрассудным. Однако она в то же время признает, что в сасанидской иконографии нет ни одного изображения стремян и решение данного вопроса невозможно без появления новых достоверных доказательств [Herrmann, 1989, р. 769–772]. В источниках же самое раннее упоминание об употреблении стремян в Иране относится только к концу VII в. [White, 1966, р. 18–19].
Жесткие седла определенно применялись центральноазиатскими хунну (сюнну), причем не позднее III в. до н. э. Согласно сведениям из древнекитайской письменной традиции, при необходимости хунну могли сооружать из своих седел временные наземные укрепления, ставя их друг на друга на очень большую высоту [Кызласов, 1973, с. 26–27; Могильников, 1992, с. 265–266]. По всей вероятности, эти седла имели деревянный каркас и были снабжены высокими передней и задней луками арочной формы: как раз такие седла принесли с собой в Европу в последней трети IV в. гунны, основное ядро орды которых было генетически связано с хунну.
Из погребальных памятников гуннской эпохи происходят многочисленные металлические обкладки ленчиков и передней луки, а также обивки по краям седел [Werner, 1956, р. 50–53; Дмитриев, 1979; Засецкая, 1994, с. 45–50; Kazanski, 1991, р. 137]. В «Гетике» Иордана и «Римской истории» Павела Диакона сообщается, что во время битвы на Каталаунских полях в 451 г., после того как гунны были вынуждены укрыться в своем укрепленном лагере, их царь Аттила приказал соорудить во внутреннем пространстве костер из конских седел, в который он намеревался броситься, дабы не попасть живым в руки врагов [lord. Get. 213; Paul. Diac. HR XIV, 7]. Эти седла, вопреки скепсису О. Менхен-Хельфена [Maenchen-Helfen, 1973, р. 208], несомненно, имели деревянную основу, поскольку волосяная набивка мягких седел, если бы таковые использовались в гуннской кавалерии, была бы совершенно непригодна в качестве топлива для костра [Werner, 1956, р. 51; Кызласов, 1973, с. 25].