Я не чувствовала себя в безопасности, пока не завидела Дауэр Хауз; а когда пересекла газон, то заметила, что в гостиной горит огонь, значит, пришел Ким.
С ним были Меллиора и Карлион. Все трое оживленно беседовали.
Я постучала в окно, и они обернулись ко мне — с явным удовольствием на лицах.
И когда мы вместе устроились у камина, я смогла убедить себя, что весь этот жуткий эпизод в домике — плод моего воображения.
Потекли недели. Для меня это было время ожидания. Порой мне казалось, что и Ким чувствует то же самое. Мне часто казалось, что он вот-вот заговорит со мной. Мой сын подружился с ним, хотя больше всех он любил и уважал Джо. Карлиону разрешили приходить в конюшни аббатства, когда он захочет, и для него все было так, словно он жил там по-прежнему. Этого захотел Ким, и его поведение доставило мне немалое удовольствие: мне казалось, что в этом проявились его намерения. Хаггети вернулся к своим прежним обязанностям, а за ним последовали миссис Солт с дочерью. Казалось, мы просто переехали в Дауэр Хауз, чтобы было удобнее, и что аббатство, как и прежде, осталось нашим домом. Мы были маленькой сплоченной семьей — Ким и я, Карлион и Меллиора. И в центре ее была я, потому что они все за меня беспокоились.
Как-то утром Хаггети принес мне записку от Кима. Он стоял, ожидая, пока я ее прочту, потому что, сказал он мне, нужно дать ответ.
«Дорогая моя Керенса, — читала я, — мне надо вам кое-что сказать. Я уже давно собирался сказать это, но при сложившихся обстоятельствах полагал, что Вы будете еще не готовы принять решение. Если я слишком поспешил, простите меня, и забудем пока об этом. Где нам лучше поговорить? Здесь, в аббатстве, или Вы предпочли бы, чтобы я пришел в Дауэр Хауз? Устроит ли Вас сегодня в три часа?
Искренне Ваш,
Ким».Я торжествовала. Вот оно, говорила я себе. Этот момент наступил. И я знала, что у меня ничего важнее в жизни не было.
Это должно произойти в аббатстве, решила я — в судьбоносном месте.
Хаггети стоял возле, пока я писала ответ.
«Дорогой Ким! Спасибо за Вашу записку. Мне очень интересно услышать, что же Вы хотите мне сказать. Я предпочла бы прийти в аббатство сегодня в три часа. Керенса».
Когда Хаггети взял записку и вышел, я подумала, обсуждает ли он меня и Кима с миссис Роулт и Солтами; не посмеиваются ли, говоря, что у них тут в аббатстве скоро, будет новая госпожа — прежняя.
Я пошла в комнату и стала изучать свое отражение. Я не была похожа на женщину, совсем недавно узнавшую, что убили ее мужа. Глаза у меня сияли, на щеках играл легчайший румянец — радость для меня, но как мне это шло, сочетаясь с блеском глаз. Было только одиннадцать часов. Скоро вернутся с прогулки Меллиора и Карлион. Они не должны догадаться, как я волнуюсь, так что нужно быть повнимательней за ленчем.
Я размышляла, что мне надеть. Какая жалость, что я в трауре. Не подобает носить траур, когда тебе делают предложение. Но придется изображать траур в течение года; раньше этого срока брак невозможен. Год после гибели Джонни или с того времени, как его обнаружили? Чего от меня ждут? Предполагается ли, что я должна прожить год вдовой? Буду считать с той ночи, когда Джонни пропал.
Какой веселой вдовой я буду! Надо спрятать свое счастье, как успешно я делала это до сих пор. Никто не догадался, как я обрадовалась, когда нашли тело Джонни.
Немного белого к моему черному траурному платью? А может, надеть лавандовое шелковое? Это полутраур, и если я прикрою его черной накидкой и надену свою черную шляпку с вдовьей траурной повязкой, я смогу их снять, когда мы будем пить чай, — потому что, конечно, мы будем пить чай. Мы будем строить планы за чайным столиком. Я буду разливать чай, как будто я уже снова стала хозяйкой дома.
Лавандовое, решила я. Никто не увидит. Я пройду через луг от Дауэр Хауз до аббатства, мимо Девственниц и старой шахты. Теперь, когда выяснилось, что шахта выработана, нам надо будет убрать все, что от нее осталось, решила я. Она будет опасна для наших детей.
За ленчем и Карлион, и Меллиора заметили во мне перемену.
— Ты никогда так хорошо не выглядела, — сказала мне Меллиора.
— У тебя такой вид, словно тебе дали что-то, чего тебе давно хотелось, — прибавил Карлион. — Дали, да, мам?
— Я не получала сегодня утром никаких подарков, если ты это имел в виду.
— А я думал, что получила, — сказал он мне. — И хотел узнать, какой.
— Ты приходишь в себя, — добавила Меллиора. — Начинаешь снова быть в ладу с жизнью.
— Каком ладу? — спросил Карлион.
— Это значит, что ей нравится все так, как есть.