Надя здесь замешкалась. Её остановила неожиданная мысль: вот запрет он тебя, красавица, сейчас в погребе и будешь сидеть в наложницах до скончания века, и никто тебя не найдёт, не спасёт. Впрочем тут же она отогнала эту малодушную, овечью мысль прочь и осторожно ступила на верхнюю ступеньку. Но через мгновение явились другие мысли: а хорошо ли ты знаешь этого человека, Дмитрия Бертолетова?., можешь ли ты довериться ему безоглядно?., да, он учится в академии на хирурга, да, он работает лаборантом на кафедре у профессора Грубера... но знакомы вы едва месяц... и револьвер у него есть, и решительный он, и занавески зачем-то задёрнул, и в глазах какой-то блеск у него бывает, какой можно назвать лихорадочным, а можно и сумасшедшим... И Надежда, одолеваемая сомнениями, убрала ногу со ступеньки.
— Что же ты! Не бойся, — звал снизу Бертолетов.
Подумав, что судить о человеке окончательно следует всё-таки по поступкам, а не по револьверу за поясом и непонятному блеску в глазах, припомнив, что поступки Митя Бертолетов совершал исключительно хорошие — пассажиров от грабежа спас, инвалидов возле храма пожалел и медяков им горсть сыпанул, девушке не дал броситься в реку, — Надя взяла себя в руки и, отогнав все предательские мысли, стала спускаться.
...Да, это был обычный погреб. Стояли рядком кадушки и бочата, дубовые обручные ведёрки с крышками, небрежно составленные друг в друга лохани и корыта, по углам — добротные ящики, на полках — банки и баночки, штофы и полуштофы, порожние и чем-то полные бутыли — от четверти до сотки. Пахло разносолами и картофелем. Но это был запах, оставшийся от прошлых лет. Ныне — для себя — Бертолетов ничего не заготовил.
— А теперь смотри! Делается перемена декораций... — и Бертолетов, приняв интригующий вид кудесника, нажал плечом на дощатую торцовую стену с полками.
Там, где он нажал, стена подалась, а противоположный край стены, наоборот, выдвинулся в пространство погреба. Видно, через середину стены проходила ось; на этой оси стена могла поворачиваться, открывая вход в...
— Подземелье? — поразилась Надя, заглядывая через плечо Бертолетова в темноту.
Он поднял лампу повыше, и Надя увидела выложенные камнем стены и свод подземного хода. По каменной же лестнице Бертолетов пошёл вниз:
— Осторожней! Здесь высокие ступени.
Надежда пошла за ним, одной рукой опираясь на его плечо, а другой держась за стену. Ступени действительно были высокие. По таким проще подниматься, чем спускаться. Впрочем спуск довольно скоро прекратился; впереди под рукой Бертолетова скрипнула какая-то дверь, и спустя минуту Надя увидела, что очутилась в довольно просторном помещении — настолько просторном, что света одной керосиновой лампы не хватало, чтобы осветить его всё, и Бертолетов зажёг ещё одну лампу. Надежда теперь имела возможность всё хорошенько рассмотреть.
Это было настоящее, весьма романтическое подземелье — точь-в-точь такое, какие описываются во французских или итальянских авантюрных романах. Здесь были и высокие своды, укреплённые арками из пилёного гранита, и крепкие стены, выложенные из такого же гранита, но только из блоков меньших размеров; были здесь и держатели для факелов, и какие-то железные костыли, вмурованные в стены; оставалось лишь продеть в эти костыли кольца и можно было приковывать узников — её, Надежду, например. Но это подземелье было приспособлено под жильё: пол везде устлан толстым казанским войлоком, у одной из стен стоял диванчик, у другой стены — вместительный шкаф, в середине помещения — широкий стол со стульями. На столе лежали какие-то предметы, однако Надя не успела рассмотреть какие, потому что Бертолетов быстро накрыл их старым выцветшим покрывалом.
— А что здесь, на столе, Митя? — не смогла побороть любопытство Надя.
— Так, инструменты, — Бертолетов поставил лампу на полочку, прибитую к стене. — Барышням это не интересно. Да и беспорядок опять же.
— Ты здесь что-то мастеришь? — любопытство её так и разбирало.
— Да, всякие безделицы... для кафедры в основном.
На стенах висели афишки. В качестве украшения, должно быть. В одной из афишек, напечатанной на толстой розовой бумаге, Надя прочитала про концерт артистки императорских театров Д. М. Леоновой (контральто) и М. Г1. Мусоргского, в другой — о каком-то цирковом представлении.
Здесь, довольно глубоко под землёй, было на удивление сухо. И как в любом подземелье — прохладно. Девушка зябко повела плечами и подумала, что шаль очень порадовала бы её сейчас.
— Ничего, — успокоил Бертолетов. — Сейчас я согрею тебя.