- С чего ты так решила? – не на шутку испугался Рябинин. Если эта пигалица раскусила его, значит, провал операции агента гарантирован.
- Одёжу вашу я давеча стирала от грязи, и обувку мыла с портянками странными и исподним. Не наша это одёжа. Да и босиком вы ходить не привыкли, вон кожа у вас на ногах нежная, розовая, как у младенца. Руки холеные, как у князя, не рабочие. И говорите вы чудно, вроде и по-нашему, а вроде и нет. Да и за столом вы сидели давеча, как в первый раз. Я сразу определила, что вы не такой, как мы.
- А почему вы Настя, тогда не сказали об этом батюшке своему, а помогали мне.
- Не знаю, но нутром чую, что должна помочь вам. Так меня Блаженная Мария учила, «если чуешь, что добром от человека веет, помоги ему», - вот я и помогаю.
- Скажите Настя, а почему сестра ваша Василиса обиделась на вашего отца вчера, когда он сказал, чтобы вы меня к Блаженной проводили, - наконец-то задал интересующий его больше всего вопрос Рябинин, который прожег ему все мозги.
Настя смерила Рябинина оценивающим взглядом, и отвернувшись, ускорила шаг.
- Уже почти пришли, вон видите избушку в конце улицы, мимо нее пройдете, там тропинка налево сворачивает, пойдете по ней, у леса землянка, там и живет Блаженная. А мне скотину пасти надо, - развернулась и быстро пошла прочь девушка.
«Ох уж эти женские натуры», - ругал про себя весь женский род Рябинин, - «зависть, ревность, соперничество, никогда не знаешь, чего от них ждать. То они тебя любят до дурноты и умопомрачения, а через минуту уже ненавидят, то защищают тебя как разъяренные тигрицы, то готовы разорвать тебя на мелкие клочья».
Егор никогда до конца не понимал женщин. Они были не предсказуемы, и каждое их действие шло в разрез железной мужской логике.
Вот и сейчас он плелся по узкой тропинке в гордом одиночестве, и не мог понять, что собственно произошло? Что такого он спросил, что вызвало в девушке столь бурную реакцию?
Землянка практически сливалась с лесным ландшафтом, и если бы не рыжий кот, спрыгнувший с ветки березы, прямо перед носом Рябинина, и не засеменивший впереди него на своих коротких лапах, он бы прошел мимо.
Рябинин постучал в дверь, но на его стук никто не отозвался. Дверь оказалась не запертой, и он заглянул внутрь. В углу небольшой комнаты стояла печка, две кровати, застланные лоскутными одеялами, чисто выскобленный стол, полка с посудой, дубовый сундук с кованными резными боковинами и выпуклой крышкой. Повсюду висели сухие травы, ягоды, коренья. На столе стояла крынка топленого молока и лежала круглая булка хлеба, завернутая в домотканое полотенце.
Мимо Рябинина прошмыгнул рыжий котище и по-хозяйски взгромоздился на сундук. Он сверлил гостя своими зелеными глазами и от его взгляда Рябинину становилось не по себе. Что делать дальше он не знал. Ждать хозяйку или идти на поиски Антонова, Рябинин решить не мог. Войти без разрешения в дом, когда хозяев нет, он счел дурным тоном, и остался снаружи. Плечо стало сегодня болеть сильнее, оно распухло, и вокруг раны образовался красный орнамент.
«Только воспаления мне сейчас не хватало», - наконец принял решение Рябинин и уселся у землянки на траву, дожидаться знахарку.
Рыжий кот изъявил желание составить ему компанию, и тоже выйдя из землянки, уселся рядом с Рябининым на траву, подстелив себе свой пушистый хвост и поджав лапы.
Рябинин не очень любил котов, но этот сегодня ночью спас его в лесу, и за это он был удостоен поглаживания и почесывания за ухом. Кот отреагировал на это по-своему, не так как все нормальные коты, которые начинают мурлыкать и зажмуривать от удовольствия глаза. Этот ощетинился и отскочил от Рябинина на безопасное расстояние. Демонстрируя ему, что он не нуждается в «телячьей нежности».
«Дикий», - решил про себя Рябинин, и не стал больше обращать на него внимания.
Сморенный летним солнцем и ночными бдениями Рябинин не заметил, как уснул. Во сне он снова брел по лесу к черному озеру. Только вода в нем на этот раз окрасилась в багровый цвет и стала бурлить. Отовсюду были слышны людские крики и детский плач. Но Рябинин не видел ничего вокруг, темнота сгущалась над ним, он ощущал, как она струиться сквозь его пальцы, заполоняя собой все пространство вокруг. Рябинина сковал страх, он не чувствовал своего тела, а стал слухом, потому что глаза ничего не могли различить в кромешной тьме. Теперь крики, стоны и плач людей переросли в воронье карканье и сорочье стрекотанье.