- Сколько заплатишь? – решил сразу перейти к делу Федулин.
- А сколько надо? – спросил Андрей.
- Сто! Нет, двести! – заблестели глаза охотника.
- Хорошо, - не стал торговаться Тихомиров и полез в нагрудный карман за портмоне.
- Вот тебе пятьсот, и я хочу знать все подробности, помахал перед носом Федулина купюрой Андрей.
Охотник облизнулся, не веря своему счастью, и плеснул себе в стакан дешевой водки. Выпив залпом налитое, он загрыз остатками огурца, горячительный напиток. Покряхтел, сложил ногу на ногу, обвил колено сомкнутыми в замок руками, наклонил голову слегка на бок, и, как заправский сказочник начал свой рассказ.
- Мне никто не верит, говорят, сказки мол, да выдумки. Ну, я и помалкиваю, а то еще в психушку запрут. Они же думают, - и он неопределенно махнул рукой в сторону окна, - что если человек изредка употребляет, - и Федулин постучал вилкой по бутылке, - так значит, ему все что угодно померещиться может. А в тот день я не грамма в рот не брал, денег не было, а в долг уже никто не дает. Ну, я и пошел в лес, думаю, может быть, пару зайцев подстрелю, да продам. Полдня исходил, ни одного следа, все петли пустые. Потом решил еще раз к Черному озеру сходить, там посмотреть, вдруг пока ходил по лесу заяц в петлю угодил? Помню, осень была, листья на деревьях желтыми были, дни еще теплыми стояли, «бабье лето» в общем. Уже темнело, а петля тоже пустой оказалась. Я аж выругался с досады. Сел под деревом покурить, да потом домой идти, пока совсем не стемнело. И только сигарету из пачки вынул, да подкурить собрался… Слышу… Гул по макушкам деревьев прошел, словно порыв ветра сильного. И листья на меня желтые посыпались. Все вокруг потемнело разом, руки своей вытянутой не видно. Охватил меня страх, какого в жизни я не испытывал. Шагу ступить не могу, словно прирос к земле и к дереву. Я глаза зажмурил, и боялся открыть их. Не знаю, сколько времени я так просидел, показалось, что несколько минут. Потом открываю глаза, а над озером голубой свет стоит, и темнота рассеивается. Слышу звуки, голоса человеческие. Я тогда решил, что это тоже охотники из леса выбираются, хотел с ними пойти. Вышел из-под дерева огляделся, нет никого, иду на звук, а впереди только озеро. Подошел к самой воде, а на дне его, что-то вроде синего огня горит. «Что за чертовщина думаю, как огонь в воде гореть может?» И тут огонь потихоньку угасать стал, а на его месте, вроде экрана что-то появилось, и вижу я в нем людей одетых по старинке, телеги ездят, босые ребятишки бегают, мужики с покоса возвращаются, как в кино. Потом девица появилась, волосы черные, в косе лента, сама красивая до умопомрачения. Идет она в лес, а в лесу том землянка. Оглянулась она по сторонам и вошла внутрь. Там корзинка висит, и качает ту корзинку старуха косматая в рванье, ну чистая баба-яга по обличию. На глазах ее бельма, нос крючком. Услыхала она шаги красавицы и спросила,
«Василиса ты ли?».
«Я», - отозвалась та. - «Опоила младенца зельем?», - спросила она старуху.
«Несколько капель всего-то и смогла влить, не дается. Может умертвить да и делу конец?», ответила старуха.
«Нет, ребенок живым нужен. Без него кольца не найти. Уж сколько веков ждали, еще подождем чуть-чуть. Мать кольцо передать должна. А раз младенец ее у меня, то и кольцо моим будет».
Федулин плеснул себе из бутылки очередную порцию водки, залпом влил ее в себя, догрыз огурец, оставив один хвостик, вытер рукой влажные губы и продолжил.
- Стою, я значит, и кино в озере, как завороженный смотрю. И вдруг с другой стороны озера воздух, словно водоворот, закручиваться стал и меня словно в трубу огромного пылесоса засасывать. И душа моя как будто от тела отделилась. Вижу себя со стороны. Вот тело мое у озера лежит, листвой осенней припорошено, вот озеро само, тихое… Как обычно. Но только я это не я, не чувствуя ни рук, ни ног, ни головы, странное ощущение, мыслить мыслю, видеть вижу, слышать слышу, а вот запахи, не чувствую и тепла не чувствую, и холода, и сырости. И вдруг, женщина молодая появилась, волосы русые длинные растрепались все, тело изранено, на щеке шрам свежий. Крадется она к землянке той, а за ней рыжий котище. Сказала она что-то коту, тот остался у землянки и притаился в кустах. А женщина в землянку вошла. Что в землянке происходило, я не видел, только услышал крик нечеловеческий, словно животное раненное кричало. А через несколько секунду русоволосая из землянки с корзинкой выбежала и в лес кинулась, кот за ней. И в эту же секунду, какая-то черная тень схватила меня безтелесого, и тоже за собой потащила. Видел я, как над землянкой той черный столб поднялся, а потом в птицу черную обернулся и за женщиной с корзинкой полетел. Бежит женщина в сторону тела моего, что под деревом у озера лежало, я за ней, чувствую, что должен в тело свое вернуться. А тень, что меня за собой увлекала, наперерез той черной птице полетела. Понял я, что задержать птицу она хотела. Я не видел, как сошлись они в поединке, слышал только звон и железный лязг, но всего с полминуты. Но времени этого хватило. Женщина кота в корзинку положила, корзинку рядом с телом моим поставила и коту велела седьмую тень ждать. Потом снова темнота навалилась. Последнее, что я успел в этой темноте разглядеть, как черная птица хотела запустить железные когти в корзину с ребенком, но женщина закрыла ее своим телом. И туту снова водоворот воздушный сделался, и меня с корзинкой и котом в него затягивать стало. И только боковым зрением я увидел в последний миг, как окровавленная женщина упала на землю, а птица превратилась в Черную Берегиню. Она проклинала женщину и младенца и весь род каких-то Святовидов, что ли.