- Ну, стирать и готовить любая девка умеет, а вот лечить, это хорошо. Знаешь, что, поехали со мной в Рязань, - остановился попутчик и взглянул в глаза девушке, - у меня там брат хворый. Если вылечишь, будет тебе хорошая работа. Зовут тебя как?
- Тоня, - ответила она.
- Чудное имя, - не слыхал раньше, - почесал за ухом путник, а меня дядькой Кузьмой кличут. Ну, что согласная ты, али как?
Тоня ждала подсказки тени, но она почему-то молчала. Видимо сказывался мужской характер, наложивший отпечаток из прошлой жизни. Когда мужчина, как никогда был нужен, его либо не оказывалось рядом, либо он отмалчивался и не собирался принимать никаких ответственных решений.
- Ладно, - согласилась Тоня, - а это далеко?
- Три дня пути. Да ты не боись, в Сосновке у меня еще один брат живет. Я собственно к нему и еду, у него телегу возьмем, да мёд с пасеки. Так что поедешь с удобствами.
- С удобствами, это хорошо, - улыбнулась девушка. А что с вашим братом? Чем он болен?
- Кабы знали, то может и вылечили бы. Чахотка там, аль рана какая, - это понятно, а так болеет и все. Чахнет на глазах, худеет, сил ходить нет. Ноги отнимаются. Поди пойми, что это? Моя жинка говорит, что сглаз это, или порча.
Жена брата померла при родах, а малец остался, выходила его мать наша, бабка то есть, на ноги поставила. Десять годков ему исполнилось, захотел Игнат (так моего среднего брата зовут) снова жениться. Плохо-то без бабы. Мать старая, хворая, а хозяйство большое. Нашел он себе женщину, тоже вдова, родила она ему двух дочерей – близняшек. Поначалу жил Игнат нарадоваться не мог, да только не взлюбила его жена сына от первой жены, и велела отдать с глаз долой. Игнат и отвез его в Сосновку к брату нашему Георгию на пасеку помощником.
Девчонки подросли, уже им лет по 13-14 было, стала Катерина нрава необузданного, отца-матери не слушала, в лес все бегала, поговаривали люди (тут Кузьма перешел почти на шепот), что с нечистой силой хороводиться стала. Игнат ее и приложил в сердцах по лицу. Так она уж не знаю как, мать и сестру уговорами увела или заговорами, а может и опоила чем, про то никому не ведомо. Только вернулся как-то Игнат с ярмарки, а их нет. Куда делись? Никто не знает, не ведает. Как сквозь землю провалились. Искал он несколько лет, так и не нашел. Забрал сына к себе, а тут новая напасть: ушел сын с охотниками в тайгу, пушнину добывать, и тоже сгинул, ни слуху, ни духу. Вот и заболел с горя Игнат, жизнь не мила стала.
- Скажите, а в Рязани разве нет медицинских центров? – спросила Тоня.
- Чего нет? Переспросил Кузьма.
Тень наконец-то подала признаки жизни и зашептала в мозгу девушки:
- Ты что, не поняла еще, где мы? Лучше спроси у него, какой сейчас год. Кажется мне, что это не староверы.
- Ну, это такие лечебные учреждения для больных или инвалидов,- стала осторожно объяснять девушка.
- Нет, не слыхал. Нищенствующие и убогие живут при церквях, а чтобы болящие не знаю, - пожал плечами Кузьма.
Скоро на горизонте появилась деревня. Тоня со своим попутчиком направилась к большому дому, стоящему рядом с церковью. На крыльцо их вышли встречать: пожилая женщина в цветной шали и двое парней, одетых в нарядные косоворотки и широкие штаны, заправленные в начищенные до блеска сапоги.
- Проходи, что встала? Это племянники мои, - кивнул в сторону парней дядька Кузьма, - Николай и Иван. А это, - указал он на женщину в шали, - сноха моя, Прасковея. А потом, обращаясь к встречающим, спросил, - а где же Георгий?
- Хворый лежит, - ответила женщина. – Под дождь попал, когда с пасеки ехал, простудился, горит весь, боюсь, как бы не помер, - утерла концом шали слезу, женщина.
- Ну, значит, гость кстати, - потянул за рукав девушку Кузьма. - Я вот девицу привел, говорит, умеет хвори лечить. Зовут ее Тоней, работу ищет, сама из сирот, так что прошу любить и жаловать.
- Проходите в избу, что в дверях-то стоять, - пригласила гостей Прасковея. - Сейчас я на стол соберу, нынче праздник, Ивана Купалы, мы в церковь собрались.
- А я грешный забыл совсем, все в делах, да в заботах – хлопнул себя по лбу Кузьма.
Он подтолкнул Тоню к крыльцу, а сам вернулся к лошади за поклажей. Парни уже распрягли ее и вели в стойло поить.
- Проходи милая, - открыла перед Тоней дверь женщина. – Испей кваску, хлеба отведай, - протянула она девушке глиняную кружку и жестом указала на лавку у стола.