За шведом стоял Антонов и держал в руках оброненный Рябининым топор.
- Ты его зарубил? – еле выдавил из себя запыхавшийся Рябинин.
- Нет, оглушил только. Я же врач, а не убийца, - напомнил он оперативнику.
- Ну, тогда побежали, а то он очнуться может, - взял из рук Антонова топор Рябинин.
Выскочив на берег, они обнаружили, что оказались в гуще событий. Битва растянулась по всему побережью, и уже было непонятно где фронт, а где тыл. Антонов увидел, как Александр собственным копьем возложил печать на лице Биргера, а витязь Гавриил Олексич гнал принца, сына Биргера до самой ладьи, упал с конем в воду, на мгновенье пропал из виду, потом снова появился, уже сражаясь со шведским воеводою.
Еще два новгородца с одними топорами вломились в середину неприятелей и ожесточенно сражались. Ратмир, верный друг и слуга князя не уступал никому в храбрости. В его коня попала стрела, конь под ним рухнул, в этот момент два шведа с разных сторон набросились на него, нанося ему смертельные раны, но он продолжал биться пеший, но ослаб от ран и упал в пыль, перемешанную с кровью…
Внезапно перед Антоновым появился Митька, его рукав был весь в крови, он не мог держать щит, и отбивался от троих воинов только мечом. И тут, из соседней ладьи выскочил всадник, и галопом помчался в его сторону, высоко занеся меч. Антонов в два прыжка оказался между Митькой и всадником, через секунду всадник обмяк и свалился с коня, его тело прошило копье Антонова. Раненный конь сбил Антонова с ног, и лежа в жидкой пыли, он увидел, как позади него бился Рябинин, размахивая топором. Другой всадник летел к нему, но Антонов не мог ему помочь, конь всем своим телом придавил его к земле, храпел и бился в предсмертных конвульсиях. Но в шаге от Рябинина всадник повалился навзничь, отпуская поводья, в его шее торчала черная стрела с красным оперением и такой же ленточкой. Лицо всадника заливала бьющая фонтаном артериальная кровь.
Антонов наконец-то высвободился из лошадиного плена, подобрал меч убитого воина, и стал обороняться, пробиваясь к лесу. Рядом одной рукой разил врага Митька. Было видно, как силы покидают его, и Антонов не мог позволить ему умереть. В голову пришла странная мысль: «Если Митька умрет, тогда не будет и Рябинина, а следовательно, его самого никто не будет искать спустя почти семьсот лет, и он так и останется здесь до самой своей смерти, и больше никогда не увидит Тоню…»
- Тоня, - вырвалось из его уст, - я вспомнил…
Неприятель наседал со всех сторон, вот они уже втроем спина к спине, Митька, Рябинин и Антонов, отбиваются от него…
Черная туча нависла над ними, Антонов еле ворочал тяжелым мячом, предупреждая вражеские удары. Что произошло дальше, он так и не понял, толи тьма скрыла все, толи он потерял зрение, слышен был только звон стали, и свист рассекающегося воздуха. Антонов не мог больше поднять меч, силы внезапно покинули его, и он почувствовал, как подкашиваются ноги, и он летит куда-то далеко в низ. Боли при этом он не чувствовал никакой. Только страх наполнял его сердце и душу. Нет, он не боялся боли или смерти, он боялся только одного, вдруг он больше никогда не увидит Тоню, ее глаза, ее волосы, ее губы…
Лязг на мгновение утих и Антонов различил в кромешной тьме голубой огонь, пробивающийся едва заметной струйкой. Сердце заколотилось еще сильней, по его телу пробежал уже знакомый холодок. Голубой огонь, он видел его раньше, очень давно. В нем он увидел миловидное лицо молодой женщины, длинные волосы, серые глаза. Такие родные и знакомые...
Силуэт женщины скользил между деревьями, рядом с ней семенил рыжий кот на коротких ногах, и только луна освещала едва заметную тропинку. Антонов пошел за ней, а вернее как-то заскользил по воздуху. Время словно потеряло свое значение, и сколько он шел за удаляющейся фигурой, Антонов определить не мог, может быть, это было пять часов, а может быть и пять минут. Впереди показалась бревенчатая не то избушка, не то землянка, женщина вошла в нее. Антонов тоже заглянул внутрь…