Выбрать главу

Его взору предстала жуткая картина: на скамье у подвешенной к потолку клетки сидела мерзкая старуха, и от нее несло смрадом, тленом, и еще какой-то приторно-сладковатой субстанцией. Словно сама смерть жила в этом Богом забытом месте. В клетке был младенец, его лицо было бледным, тело худым и изможденным, волнистые русые волосы пушком обрамляли миловидные тонкие черты лица.

Женщина метнулась к клетке, и, схватив ее, вырвала вместе с крюком, на котором она была подвешена. Старуха вцепилась в женщину своими когтистыми высохшими руками, стараясь задержать. Но женщина вырвалась и отскочила в сторону, по ее телу заструилась кровь, из ран оставленных крючковатыми грязными когтями старухи. Старуха как дикая кошка прыгала на женщину, стараясь отобрать рыдающего ребенка, но всякий раз женщина закрывала его своим телом, но когтистые сухие руки, изловчившись, схватили женщину за волосы и рванули на себя:

- Отдай кольцо! - вопила старуха, накручивая волосы женщины на свои костлявые руки, - все равно не видать тебе света белого, и наследник твой умрет страшной смертью.

Антонову хотелось вмешаться и защитить женщину с ребенком, но он словно прирос к земле не в силах пошевелить, ни одной частью своего тела. Он был просто невидимым зрителем, фильма ужасов. На крики старухи, в избушку влетел странный страж, с головой под мышкой, его стеклянные мертвые глаз искали нарушителя спокойствия. В его свободной руке был кривой меч, похожий на серп, женщина резким движением выхватила его, и отсекла свои длинные волосы вместе с костлявыми пальцами старухи. Старуха издала звериный крик, и тут снова опустилась тьма и стала сочиться, как вязкая жижа. Она черной птицей распластала свои крылья и окутала ими землянку и Антонова. От этого крика у того кровь застыла в жилах, и страх сковал все его тело.

Женщина одним рывком сорвала цепочку на своей шее, и Антонов увидел перстень.

- Спаси и сохрани наследников света, Господи Всемогущий! - взмолилась она.

И тут из перстня стал струиться голубой огонь, раздирающий тьму. Свет озарил комнату, и Антонов увидел израненную женщину, которая истекала кровью, она достала из клетки ребенка, и крепко прижала к своей груди. Через мгновение она выскочила из избушки и побежала в лес. Тьма, вновь приняв образ черной птицы, устремилась в погоню за убегающей женщиной.

Но наперерез тьме, словно отделившись от женщины, встала ее тень, она на глазах Антонова превратилась в воина, и выросла в несколько раз. Тень ринулась в бой с тьмой, закрывая собой женщину с ребенком. Она принимала разные формы и очертания и не подпускала темноту близко к телу женщины.

Антонов вновь обрел невесомость, и наконец, сдвинулся с места. Его что-то потянуло вслед за женщиной, истекающей кровью, она все бежала, не оглядываясь, в глубину леса, к черному озеру. Положив ребенка в корзинку, которая лежала на берегу, она коснулась воды перстнем, и в ней образовался водоворот. Через мгновенье в этом водовороте оказались корзинка с ребенком, рыжий кот, прижавший уши, Антонов, ощущавший себя некой субстанцией и перстень женщины.

Тьма не успела попасть в водоворот и вонзила свой кривой меч в грудь женщины. Его острие насквозь пронзило ее тело, она издала тихий стон, ее глаза застыли, и она медленно повалилась на землю, раскинув израненные руки словно крылья…

- Мама! – вырвалось у Антонова, - не умирай мама…

 

Снова стало темно и относительно тихо. Что-то мокрое и липкое текло по лицу Антонова. Он с усилием поднял руку и вытер ладонью лицо, потом разлепил глаза. Лучи заходящего солнца раскрасили горизонт в кровавый цвет.

- Антонов, живой! Слава Богу! – услышал он голос Рябинина. Я думал ты умер.

Он приподнял голову Антонова и прижал к себе. Тот увидел скупую предательскую слезу на его грязной, давно не бритой щеке.

- Не дави меня, без тебя тошно, еле выдавил из себя Антонов, - голова болит.

- Еще бы она у тебя не болела, это тот здоровяк, которого ты под утесом оглушил, саданул тебя сзади, - сплюнул в песок Рябинин.

- И где он теперь? – стиснул от боли зубы Антонов.

- Отдыхает. Мечом намахался, устал, - и Рябинин кивком показал в сторону, где лежала «туша» с топором между глаз.