Мимо них проплыла Василиса, в красном сарафане и с красной лентой в косе. Она как-то странно взглянула на Рябинина, как будто видела его в первый раз в жизни, и от этого взгляда ему стало не по себе. Он ясно увидел недавнюю картину в лесу и по его телу пробежал холодок страха.
- Красивая у вас дочь, - сказал Рябинин, когда Василиса скрылась за углом.
- Да, красивая, - тяжело вздохнул Савелий, - может, ты жениться на ней хочешь? – и в глазах хозяина, Рябинин прочел заинтересованность. - Так я не против, засылай сватов, и вези к себе, я приданное за нее хорошее дам.
- А что у такой красавицы тут женихов не нашлось? – осторожно поинтересовался Рябинин.
- Наши бояться ее, уж очень нрав у нее крутой, - объяснил отец девушки.
- Я бы и рад на ней жениться, да не могу, женат я уже, - немного слукавил Рябинин, - и у самого дочка есть.
- Эх, жаль! А брат твой, знахарь, он как, женат? Может он возьмет мою Василису замуж? Век благодарен буду, и тебя, как свата не обижу, - заискивал перед Рябининым Савелий.
- Я за него решать не могу, пусть сам думает, - ответил Рябинин, и неожиданно спросил, - а дочери на вас с женой совершенно не похожи. Вот сыновья, все как на подбор ваши.
Савелий опять тяжело вздохнул, посидел с минуту в нерешительности и заговорил в полголоса, словно боялся, что его могут услышать:
- Ты человек посторонний, и вижу хороший, облегчу душу свою, перед тобой. Да только слово с тебя возьму, чтобы сохранил ты мою тайну.
Савелий взял Рябинина под локоток и повел в конец двора, где стояла широкая лавка.
- Молодой я был, глупый, - начал он свой рассказ, когда они сели на нее, - видать этот крест мне нести всю мою жизнь. Был у меня друг хороший, Ильей звали, мы с ним с детства дружбу водили, вместе выросли, вместе промыслом охотничьим занимались. Потом я женился, у меня сын старший Михаил родился. А Илья все холостым ходил.
Как-то пошли мы зимой в тайгу соболя бить, да заблудились. Ведь сто раз там бывали, все тропки знали, а тут заблудились, как будто Лешак нас с пути сбивал. Пятеро суток по тайге ходили, все припасы съели, а тут еще вьюга поднялась, глаза слепит, огонь задувает, я уже замерзать стал, и с жизнью прощаться начал. А Илья не сдается, из последних сил пошел дорогу искать. Я бы и уснул вечным сном, если бы он меня не вытащил. Очнулся я в какой-то заимке в тайге, печка топиться, дрова трещат, Илья веселый сидит, снегоступы чинит. А рядом с ним девушка красоты неописуемой, на стол собирает. Я как глянул на нее, прямо внутри у меня все закипело. Умом понимаю, что грех, нельзя, о таком думать, а сердцу не прикажешь.
Отлежался я еще два дня, и понял, что если сейчас не уйду с заимки, то на веки там останусь, так полюбилась мне та девушка. И Илья гляжу, глаз с нее не сводит, видать и ему она крепко приглянулась.
Домой воротились, Илья тут же снова в тайгу засобирался, а меня не зовет. Ну, думаю, так тому и быть. Он не женат, опять же спас меня, стало быть, я ему жизнью обязан, пусть идет, а я с собой справлюсь как-нибудь.
Осенью Илья женился на Купаве, так звали ту девушку, и привел ее в наше село. У меня к тому времени уже второй сын Захарка народился. И тут, все мужики, словно с ума сошли, и млад и стар, все к Купаве идут, кто по делу, а кто просто поглядеть. Жен своих и детей малых бросают, да при живом муже к его жене сватаются, дерутся, друг друга жизни лишают, да и самого Илью несколько раз чуть не убили. Тут и бабы местные против нее ополчились, гонят ее прочь из села, угрожают утопить, или дом сжечь.
Пришел ко мне Илья, подскажи по-дружески, как быть? Что делать? Я и говорю ему, уходи обратно в глушь, чтоб никто ее не видел, и не знал где вас искать.
Сговорились мы с ним ночью тайком перенести вещи да скарб нехитрый в заимку, а там видно будет, что дальше делать. Шли всю ночь, и все утро, а когда пришли на заимку, я не удержался, да и заглянул в глаза Купавы. Ясные глаза ее затуманились, стали бездонными, и я будто утонул в них. Охватило меня такое жгучее желание овладеть ею, все бросить к ее ногам, даже жизнь свою не жаль стало. Хоть один раз обнять ее, прислониться к ее устам сахарным, взять за ручку белую, а потом и умереть можно. Обо всем я тогда забыл, о жене, о сыновьях, о друге. Еле домой обратно дошел, все вернуться хотел. А когда домой пришел, велел жене своей привязать себя веревками к лавке, да вина налить целое ведро, чтобы уснуть и забыться.