- Там… там… - повторял он, и, указав рукой на лес, выбежал из дома.
Знахарка поднялась и заторопилась вслед за мальчиком.
- Не ходите за ним, - стала умолять Тоня женщину.
- Что ты родная, успокойся. Я быстро. Вдруг помощь нужна, какая? – накидывая на плечи старенький армячок[1], пробормотала женщина, и выскочила на крыльцо в след убегающему мальчику.
- Не ходите за ним… - шептала Тоня, но дверь уже захлопнулась.
Тоня приподнялась на локтях, спустила ноги на пол. Пол был холодный. А она еще была слишком слаба, чтобы догнать ее. Девушка успела лишь сделать несколько шагов, как голова ее закружилась, в глазах потемнело, а ноги подкосились.
- Да, что тебе не лежится, вона вся как свечка восковая бледная, да прозрачная, - услышала она голос, доносившийся откуда-то издалека, когда сознание снова стало к ней возвращаться.
- Тебе лежать надо, кушать побольше, а то худющая, смотреть больно, - все еще причитал Фома.
В доме пахло смолянистыми дровами, топленым молоком и свежим хлебом. Впервые за последние две недели Тоня почувствовала себя голодной. И хотя голова все еще кружилась, она села в кровати, на которую, ее уже перенес с пола Фома.
- Долго я без сознания была? – спросила она парня, хлопотавшего у печки.
- Со вчерашнего дня. Прихожу, а ты тут на холодном полу лежишь. Я перепугался, подумал померла. Холодная вся, еле расслышал, как сердечко твое бьется.
Тоню охватил ужас. В памяти всплыл мальчик, зовущий женщину в лес, и ее попытка остановить ту.
- А где женщина что лечила меня? – спросила Тоня. – Она вернулась?
Фома с недоверием посмотрел на девушку.
- На всю округа у нас одна знахарка. Это ты! – ответил он.
- Нет тут была женщина в такой выцветшей шали. Она поила меня какими-то травами и настойками. С ней, наверное, что-то случилось, ее надо искать, - со слезами на глазах проговорила девушка. – Она пошла за тем мальчиком, что прошлый раз меня в лес звал.
Фома подошел к Тоне, потрогал ее лоб свой большой, теплой ладонью, заглянул ей в глаза и с укоризной произнес:
- Ты покушай, молочка теплого испей, ляг, поспи, а я пойду, поищу ее. Обязательно поищу. Ты проснешься, а она уже дома, - успокаивал он девушку.
Тоня съела кусок свежего хлеба и запила ароматным молоком, сразу по всему телу разлилась теплая истома, и ее стало клонить ко сну.
Тихо скрипнула дверь, в комнату вошел Григорий:
- Ну, как она? – шепотом спросил он Фому.
- Слава Богу, покушала маленько. Все еще бредит. Опять ей то тетка какая-то в шали мерещится, то какой-то мальчишка в лес ее зовет, - так же шепотом ответил Фома.
- И что теперь делать? – поинтересовался Григорий.
- Сам не знаю, - посетовал Фома и пожал плечами, - будем ждать.
В дверь тихонько постучали.
- Опять несет нелегкая кого-то, - подошел к двери Фома. – Знают же, что болеет наша Тонюшка, но все равно идут.
Распахнув двери, Фома увидел мальчика лет девяти, одежда на нем была полуистлевшая и мокрая, как будто на него только что вылили ведро воды. Лицо мальчика было иссиня-бледным, по впалым щекам текли слезы. Ноги были босыми и по колено в грязи. Сердце Фомы защемило и забилось сильнее.
- Заходи в избу, погрейся у печки, - посторонился Фома.
Мальчик словно проплыл мимо него, но направился не к печке, а к кровати, где спала Тоня.
- Эй, как тебя там, отойди от нее, немощная она, - хотел потянуть за плечо мальчика Григорий, стоявший рядом с печкой.
Но его рука схватила только воздух. Он в недоумении повернул голову, чтобы взглянуть на брата, но тот стоял словно застыв, у открытой двери.
- Что за черт? – вновь повернулся Григорий к мальчику, - но того словно и не было. Только капли подсыхающей воды на полу, указывали на то, что ему это не привиделось.
- Фома, дверь закрой! - резко, но не очень громко сказал Григорий, чтобы не разбудить Тоню.
Тот от неожиданности дернулся и потянул за ручку двери.
- Там никого нет, - растерянно произнес он.
- Я вижу, - огрызнулся Григорий.
- А кто тогда стучал? – все еще не мог понять Фома, что произошло.