- Маманя, - прервал ее стенания Григорий, ты иди домой, поздно уже, а я тут побуду, присмотрю за ней…
- Что с ней нянькаться? Чужая она нам, - и так, сколько добра на нее перевели, и избу вы ей поставили, и по хозяйству хлопочите, а с нее как с гуся вода. Не любы вы ей, и не нужные, - заголосила Ефросинья.
Григорий, совершенно не разбирался в женской логике и психологии, потому и не понял, что привело его мать в дурное настроение.
- Ты что маманя, Тоня нам все равно, что сестра, и дядьку на ноги поставила, и отца выходила, и малого нашего от смерти спасла, когда у того лихоманка была. А добра, сколько отец насобирал, когда Тоня людей лечила, он ведь и деньги с них брал и гостинцы разные. А зажиточный мужик барана привел с Леденёва, за то, что его сына Тоня лечила, когда тому сказали, что он не жилец боле. А отрез шерсти тебе на юбку, старуха из Березовки передала. Себе то Тоня ничего не брала.
- Какой такой отрез? – удивилась Ефросинья.
- Синяя шерсть с окантовочной, - ответил Григорий.
- Не видала я никакой отрез, - почесала предплечье своей пухлой руки Ефросинья, и уткнулась маленькими острыми глазками в глаза сына, - а кому передала старуха тот отрез? – спросила она его.
- Папане, - ответил тот.
- Ах, он старый козел, чего удумал! Ну я ему… То-то Танька ходит форсит по деревне в новой юбке, чтоб ее лешак себе забрал, али кикимора болотная притопила, - стала поносить свою соседку-вдову Ефросинья, и как ошпаренная выскочила из избы, хлопнув дверью.
Григорий, только пожал плечами, и подумал, что зря он вспомнил про отрез на юбку, так что теперь влетит и отцу. Но с другой стороны мать переключит свой гнев на него, и оставит Тоню в покое.
Он сел рядом с девушкой на кровать, нежно прикоснулся тыльной стороной ладони к ее щеке, она была ярко розовой и горячей. На лбу выступила испарина, это было хорошим знаком. Когда Тоня лечила малышей, Григорий видел, как она ждала этого момента, и потом говорила: «ну, вот и хорошо, организм охлаждается».
Сейчас она лежала на кровати, такая хрупкая, тоненькая и беззащитная, что у Григория защемило сердце. У него мелькнула мысль: «А что если она умрет? Что станет со мной? Смогу ли я пережить это? Нет, она не может умереть».
Вот уже полгода он боялся даже дышать около нее, взглянуть ей в глаза, нечаянно прикоснуться. Она была для него недосягаема, и тем сильнее притягивала его. Он готов был служить ей вечно и ничего не требовать взамен. Только бы видеть ее, ощущать ее запах, восхищаться ее руками, такими проворными и умелыми. И сейчас он смотрел на нее и испытывал такую нежность, которая переполняла все его тело и душу. Ее растрепанные волосы разметали по подушке свои тяжелые русые волны, щеки манили нездоровым румянцем. Даже сейчас она была такая красивая, что Григорий не мог не поддаться соблазну. Он наклонился и прижался своими губами к ее щеке. Ресницы ее дрогнули, наверное, его губы были холодными, решил он.
Тоня открыла глаза.
- Мальчик, там мальчик, - стала шептать она, схватив руку Григория. – Он там, в лесу у камня. Мне надо туда к этому камню…Я должна пойти….
- Успокойся, нежно гладил ее по волосам Григорий, - как ты только поправишься, мы вместе пойдем к этому камню. Мы обязательно найдем его. Ты только поправляйся.
- Мне нужно идти сейчас, там что-то важное, я знаю, - шептала потрескавшимися губами девушка. – Я должна помочь….
- Никому ты ничего не должна, лежать тебе надо, ты вся горишь, - пытался уговорить ее Григорий, не давая ей подняться с кровати.
- Мальчик меня зовет, мне надо идти с ним…, - указала Тоня на дверь ослабшей, трясущейся рукой.
Григорий обернулся, но там никого не было.
- Привиделось тебе, - стал успокаивать он ее, - там никого нет. Ты поспи, тебе сил набираться надо. А Фомка в лес пошел, тот камень искать. Ты не беспокойся, он его обязательно найдет.
Тоня без сил опустилась на кровать, и снова провалилась в забытье.
Григорий поправил сползшее с нее одеяло, и пошел подкинуть дров в печь. Проходя мимо входной двери, он заметил мокрые следы босых ног. Они были небольшие, и принадлежали, по всей видимости, ребенку.
- Кто здесь? – почувствовал легкий озноб Григорий.
В комнате стояла тишина.