- Ты морок? – еле выдавил из себя парень, - чур меня! Чур! – перекрестился он трясущимися руками, и выскочил из избы.
На улице было так темно, что даже на расстоянии полуметра невозможно было ничего различить. На крыльце Григорий споткнулся обо что-то, и кубарем полетел вниз по ступенькам. Он бежал, не разбирая дороги, спотыкаясь и падая, сопровождаемый звонким лаем всполошившихся собак.
Не помня себя, он очутился около входной двери собственного дома. На крыльце сидел отец, которого тот заметил, только тогда, когда наскочил на него.
- Куда несешься, чучело окаянное? – буркнул тот, оттолкнув сына.
Григорий остановился и замер. Сердце бешено колотилось в груди, готовое выскочить наружу.
Отец был зол, Григорий это понял сразу.
- Пожар что-ли? Или с Тонькой что? – почувствовал нотки тревоги в его голосе парень.
Не зная, что ответить, Григорий пожал плечами. Но отец этого жеста в темноте не видел.
- Тебя что, черти по деревне гнали? Я спрашиваю у тебя, что ты несешься как угорелый? – снова спросил отец.
И Григорий в ответ отрицательно закачал головой.
Отец и этого жеста не увидал.
- Онемел что ли? Или лешак язык вырвал тебе? Так то верно. Коли ты, мелочь неразумная, супротив отца свой язык подымаешь, - поднялся с крыльца Кузьма. – Ты зачем матери, наплел про отрез на юбку? Чтобы эта лихоимка из меня кишки вынула?
- Так я ж не знал, что ты его вдове придарил, - стал оправдываться Григорий.
- Не знал он, - буркнул отец. – Не твоего бестолкового ума дело, кому и чего я придарил. Ладно, пошли в избу, может при тебе эта фурия не будет на меня кидаться.
В избе горела толстая свеча, и Григорий увидел на лице отца красный кровоподтек под левым глазом и шишку на лбу.
- Да, это темно на дворе, я об косяк и саданулся, - стал оправдываться отец, отслеживая взгляд сына.
- Ладно, - кивнул в знак согласия тот, - об косяк, так об косяк.
Григорий подошел к ведру с водой зачерпнул ее в ковшик, только сделал несколько глотков, как внезапно распахнулась дверь и на пороге появилась всклокоченная мать, в ее руке как древко флага угрожающе покачиваясь торжествовала скалка.
- Откудава это вы маманя? – спросил, поперхнувшись, Григорий, видя мать в возбужденном состоянии.
- К соседке ходила, - размахивала она скалкой перед испуганным лицом главы семейства, - гостинцев снесла. – А ты чаво это домой приперся? Али Тонька, померла? – забеспокоилась мать, обращаясь к сыну.
- Нет! – крикнул он, и выскочил из избы.
- Чего это с ним? – спросил жену Кузьма.
- Иные бабы мужиков ума лишают, вот они и бегают к ним как ополоумевшие, отрезы на юбки таскают, - погрозила скалкой она.
Кузьма тяжело вздохнул и поплелся за занавеску отгораживающую кровать.
- Куда это ты? В койку нацелилси? На лавке поспишь! - бросила ему Ефросинья старую песью шубу. - Не облезешь, старый кобелина, - проворчала она и затушила свечу.
***
Григорий бежал обратно с удвоенной скоростью, натыкаясь на кочки, овраги и другие препятствия, встречающиеся на его пути. Всю дорогу его не оставляли мысли, как это он бросил Тоню одну, что с ним случилось, ведь он не был трусом. Что за наваждение? И что за мокрые следы были на полу. Неужели, правда, морок?..
Григорий в байки матери никогда не верил, про всех этих леших, кикимор, болотниц, он слышал в детстве от бабушки, но считал их придумками для непослушных детей, чтобы они хоть кого-то боялись. А теперь он не знал, что делать, и тем более, как помочь Тоне.
Прошло уже около часа, а Григорий все не мог дойти до дома девушки. Он то проходил улицу, и упирался в лес, то возвращался и не находил его. То вдруг оказывался на противоположенном конце деревни. Если бы мать была с ним, она обязательно бы помянула черта, который водил его не давая пройти к нужному месту. Парень решил вернуться к себе домой, а потом снова идти к Тоне. Он всегда так поступал, когда забывал, зачем шел, или что хотел сделать. Но теперь он и дорогу домой не мог найти, а все плутал по соседним улочкам, и возвращался, как ему казалось на одно и тоже место.
Было сыро и холодно, подул ветер, и Григория продувало до костей, его трясло, сосало под ложечкой, голова кружилась. Темнота казалась какой-то осязаемой, она словно просачивалась между пальцев, и протекала, касаясь его тела. Страх и отчаяние сковало парня, мысли путались в голове, и стучали в висок: «Как там Тоня? Зачем я убежал? И где теперь Фома? Ведь если здесь ничего не видно, то должно быть в лесу и того хуже. А что если он заблудится и сгинет? Наверное, это и правда морок, который губит людей. Только бы найти дом… Только бы быстрее вышла луна… Только бы Тоня выжила и с ней ничего не случилось…»