Когда все стали расходиться, чтобы собрать вещи для завтрашнего отъезда, Роман специально задержался. Он нарочно копался в бумагах, потом в своем шкафу, а сам все время поглядывал на кабинет Губкина, чтобы не прозевать, когда оттуда будет выходить Северский.
Наконец дверь открылась, и Северский направился к выходу. Антонов быстро захлопнул свой шкаф и двинулся вслед за ним.
- Роман Иванович, вы еще здесь? – обратился бывший хирург к Антонову, - а я думал, что вся молодежь уже разбежалась, как только получила свободу, - пояснил он.
- Да, я как-то закопался, порядок в шкафчике и отчете по практике наводил, все как-то некогда было. А на квартире собираться мне не долго, вещей у меня мало. И выспался я сегодня от души, - соврал он. – Как-то привязался я к этому городку, сам не знаю почему. Завтра уезжать нужно, а совсем не хочется. Такое чувство, будто что-то не отпускает меня, - решил зацепить Роман за разговор Северского.
- А вы знаете, я тоже неоднократно пытался вырваться отсюда. Думаю, всё, хватит, не могу больше прозябать в этой неизвестности. Билеты покупал в разные концы страны, но как только доходило дело до отъезда, меня словно засасывало трясиной и не отпускало. Наплывали воспоминания, начинала болеть душа, и что-то останавливало меня в последний момент. А хотите я покажу вам билеты? Они у меня до сих пор хранятся, как часть тех воспоминаний, которые меня удерживают здесь, - предложил Иван Николаевич.
- Это было бы интересно, - заверил его Антонов.
- Тогда давайте поедем ко мне, чаю выпьем, у меня давно не было гостей, - обрадовался Северский.
Они сели в его «Ниву», и поползли по ухабистым дорогам маленького городка. В машине разговор в основном шел о ужасных отечественных дорогах и таких же автомобилях. Потом плавно перешел на медицинское оборудование и транспорт.
Подъехали к небольшому аккуратному домику, дорожка от калитки была выложена булыжником, по обе стороны которой пестрели разнообразные цветы и декоративные кустарники. Антонов ожидал увидеть заросшую бурьяном перекошенную избушку, но был странно удивлен порядку и чистоте. Домик был свежевыбелен, окна сияли своей чистотой, клумбы пестрели цветами, словно над ними поколдовал специалист-дизайнер.
- Лиля очень любила эти цветы, сама их посадила. Пояснил Иван Николаевич, видя, как Антонов разглядывает клумбы.
В доме был почти идеальный порядок, только несколько пустых бутылок из-под водки и коньяка, аккуратно составленных в углу, выдавали хозяина. На столе лежала чистая веселая скатерть, грязной посуды нигде не было видно. Даже пепельница сверкала своей чистотой. На стене висел портрет двух счастливых, молодых людей в свадебных нарядах. Они улыбались, нежно смотря друг другу в глаза, и веяло от них умиротворением.
«Странно, - подумал, глядя на фотографию Роман, - лица этих людей были ему знакомы, как будто он видел их раньше, потом забыл, а теперь пытается вспомнить, но не как не может».
- Это вы с женой? – спросил он у Северского, хотя сам уже давно об этом догадался.
- Да, это моя самая любимая фотография, - грустно улыбнулся Иван Николаевич. – И еще, пожалуй, вот эта. Он показал на комод, там стояло несколько фотографий в рамочках. На той, которую указал Северский, была изображена худенькая девушка с веснушками, лет семнадцати, на голове у нее был венок из ромашек и других полевых цветов. Она сидела на лужайке и заплетала волосы в косу. Антонов чуть не потерял дар речи, если бы не качество черно-белой фотографии, и не платье, которое вышло из моды лет двадцать назад, он мог с уверенностью сказать, что это была Тоня.
- Это Лиля, - пояснил Северский, - такой я увидел ее впервые, сразу влюбился, дышать даже боялся, мне тогда двадцать девять уже было. А она девочка совсем.
- Институт закончил, продолжал Северский, - меня сразу рекомендовали в клинику в Томск. Отец там мой тоже начинал. А до него дед, - его когда-то, за передовые идеи в хирургии, как врага народа отправили в Сибирь, практиковать в лагеря, а когда реабилитировали в пятьдесят четвертом, он так там и остался, не стал возвращаться в Москву. К тому времени женился уже, сын у него родился - отец мой. Так что у нас уже династия своего рода там образовалась. Да вот я подвел, наследника не оставил, тяжело вздохнув заключил он.