От этого смеха у Рябинина мурашки пробежали по коже.
- Кто вы? – еле выдавил из себя он и не узнал собственного голоса.
- Я, Недоля твоя! – заскрипела фигура, и снова засмеялась. – Эй, Филька, подавай на стол, спишь что ли? – прикрикнула она на кого-то невидимого. - А ты проходи, садись, да не трясись ты, как осиновый лист –снова обратилась она к Рябинину.
Рябинин сел за стол напротив фигуры, чтобы наконец-то определить кто перед ним. Это было существо невысокого роста, одетое в домотканое рубище, с длинными седыми космами и крючковатым носом, на верхней губе был толстый рубец, на бороде сидела мерзкой лягушкой коричневая бородавка, из которой торчали седые волоски, один глаз был перекошен и зиял бельмом. «И все-таки, это женщина», - решил про себя Рябинин.
На столе чудесным образом стали появляться предметы кухонной утвари: медный самовар, берестяные кружки и туесок с медом, блины, сметана, жареная рыба. От всего этого изобилия у Рябинина потекли слюнки, а желудок, предвкушая еду заурчал, как голодный кот. Кто-то невидимый налил ему в кружку кипятку пахнущего разнотравьем.
- Извиняйте, кофю нету! – проскрипела Недоля и снова залилась истеричным смехом, от которого у Рябинина в буквальном смысле слова волосы становились дыбом. Когда она просмеялась, то снова обратилась к нему:
- Бери блинок, Егорушка, Филька большой мастер по ним, в смятанку макай аль в мядок, да чайком запивай, - подставляя к нему поближе миску с блинами, проскрипела старуха.
- Откуда вы знаете, как меня зовут? – поперхнулся и закашлялся Рябинин.
- Как же мне не знать про тебя, коли я Недоля твоя? Я все про тебя знаю, даже то, что ты сам про себя не знаешь, - ответила она.
Рябинин взял блин и макнул его в сметану, но его руки так дрожали, что он боялся, что не попадет блином в рот. Сметана густой каплей сорвалась с блина, и чуть было не упала на джинсы Рябинина, если бы кто-то незримый не преградил ей путь миской. Рябинин выронил блин, и он тоже попал в миску, висящую в воздухе между ним и столом.
- Что это за чертовщина? – опять не своим голосом вырвалось у Рябинина.
- Не бойся, это Филька. Домовой. Он по хозяйству мне помогает. И обращаясь к «невидимке» добавила, - да покажись уже, хватит его пугать, а то не ровен час наложит в штаны с испуга, - снова засмеялась Недоля.
«Невидимка» обрел очертания маленького старичка, ростом с четырехлетнего ребенка, с обширной лысиной и окладистой курчавой бородой почти по пояс. Нос картошкой, расплывшись на пол лица, издавал посапывающий и похрюкивающий звук, длинные косматые брови свисали паклей со лба и закрывали маленькие глазки. Одет он был в пижамную рубаху в синий горошек, перетянутую детским красным, вязаным шарфиком, обут в рванные комнатные тапочки, размеров на пять больше, чем требовалось.
- Садись за стол, что стоишь, как не родной? – снова скомандовала старуха.
Домовой Филька принес большую подушку, взгромоздил ее на лавку и сел на нее рядом с Рябининым.
Рябинин под столом ущипнул себя за ляжку, боль была ощутима, - «если мне больно – значит я не сплю, а если я не сплю – значит я это вижу наяву, а этого видеть нельзя, потому что этого не бывает, значит, из этого следует вывод - я схожу с ума», - решил он про себя. Рябинин зажмурил до боли глаза, с надеждой, что когда он их откроет все исчезнет, и он окажется один посреди дороги в своем милом «жигуленке». Но когда он снова открыл глаза, чуда не произошло, рядом с ним сидел старичок и уплетал блины за обе щеки, а напротив него сидела старуха и дула на дымящийся травяной чай в берестяной кружке. Рябинин протянул под столом руку к своему соседу и стал ощупывать сначала подушку, потом ему попалась нога Домового, она была теплой и костлявой. Филька засмеялся хрюкающим поросенком и одернул ногу:
- До смерти щекоток боюсь, - произнес он тоненьким голоском, - живой я, настоящий, что меня щупать-то.
- Я точно схожу с ума, - уже вслух заключил Рябинин. – Оно и понятно, больше суток не спал, не ел, еще и не такое померещится, - стал успокаивать он себя. – Это сон, страшный сон, сейчас я проснусь, и все исчезнет, как тот лес, что снится мне последнее время.