Роману оставалось еще два года ординатуры. Но он планировал, что после окончания института, он ни за что не останется в столице и уж тем более не вернется в родной городок. Он отправиться в качестве судового врача в дальнее плаванье, побывает в разных странах, у него будет много времени размышлять и философствовать и тогда он уж точно найдет себя и будет счастлив.
Заканчивалась летняя сессия, предстояла практика и каникулы. Нужно было возвращаться в родительское гнездо. Мать звонила каждый день, не могла дождаться, когда же увидит свое ненаглядное чадо, и это еще больше угнетало Романа. Вернуться в фиолетово-розовые и белые рюшечки ему придется, но можно как-то отдалить этот момент и ускорить потом свое возвращение какими-нибудь срочными обстоятельствами (надо будет, что-нибудь придумать позже), успокаивал он себя. Вот пройдет день его рождения, мать налюбуется им, наготовится всяких яств, напичкает его фруктовыми и овощными витаминами, отведет душу и успокоиться, а дня через три-четыре, можно будет и уезжать обратно, подальше от ее заботы и внимания.
Глава 3 "Непредвиденные обстоятельства"
На практику Романа Антонова и еще троих ребят из параллельных факультетов отправили в маленький городишко под названием Латуринск. Их разместили по частным домам. Ромка с Максимом Самохиным попали в жильцы в беленый домик с расписными ставнями и цветущим садиком. Хозяйка домика Ольга Петровна, была пожилой одинокой женщиной, работавшей терапевтом в местной обшарпанной с допотопной мебелью и такой же техникой больнице-амбулатории, в которой проходила их практика.
Роман Антонов специализировался на хирургии, но приходилось заниматься всем. Врачей здесь катастрофически не хватало, молодежь из этого богом забытого места уехала в крупные города, районные и областные центры на заработки, в поисках лучшей доли. А врачи пенсионеры уже сами больные и немощные, ничем кроме совета и направления в область помочь не могли. Здесь же проходили практику и студенты местного медицинского колледжа.
Когда заканчивались сессии и наступала пора практик, главврач Латуринской больницы-амбулатории посылал пачку писем в разные медицинские ВУЗы и СУЗы с заявками на предоставление практикантов. Звали его Губкин Илья Петрович, был он по образованию фельдшер, было ему 68 лет, любил он опрокинуть стаканчик, другой во время дежурства, но держался молодцом, поэтому и стал главврачом, выбирать все равно было не из кого. Старушка терапевт, у которой проживал Роман с Максимом на работе появлялась редко, болели ноги и если зять, проживающий по соседству соизволял выпить на кануне «горькой», то и везти ее на работу было некому. Остановка общественного транспорта была далеко, а на такси денег не хватало. Случалось, что он по той же причине не забирал ее и с работы, и тогда она несколько дней могла быть дежурным врачом. Спала на кушетке в кабинете, питалась с больными в столовой. Лечила не столько медикаментами (да их в больнице почти и не было), сколько советами и задушевными беседами. В больнице говорили, что она бывшая фронтовичка, имеет множество боевых наград, а ноги ей перебили фашисты автоматной очередью, чтобы раненых не выносила с поля боя. Больные ее любили, и если ее не оказывалось в больнице, шли сами к ней домой. Она никогда никому не отказывала, денег не брала, если и выписывала какие-то лекарства, то старалась, чтобы были они эффективными и дешевыми.
Еще две старушки, лор и окулист, были подслеповаты и глухи. Больных у них никогда не было, за исключением тех, кто приходил за справками для поступления на работу, в школу или детский сад. Беседовали они на повышенных тонах, пытались разглядеть изъяны в работе друг у друга, и каждая считала себя непревзойденным гением в своем деле. Рассказывали друг другу, в присутствии пациентов и другого медицинского персонала, как одна лечила министра здравоохранения Советского Союза, - другая самого генерального секретаря ЦК КПСС. Только кроме них самих в эти россказни никто не верил, но все согласно кивали и быстро уходили по своим делам.
Из молодых были две женщины - одна санитарка, опустившаяся особа неопределенного возраста где-то в районе от 25 до 40 лет, точнее сказать было невозможно, потому, что была всегда нечесаная, с запахом перегара и с синяками то под левым, то под правым глазом. Но на работу ходила исправно и даже иногда мыла палаты, хотя считала, что и так сойдет. Звали ее Ниной, но все называли ее Нинель.