Через неделю засобирались они съезжать от меня, а ведь я оставляла их совсем. У меня квартира хоть и однокомнатная, но просторная. Но Танечка гордая, разве ее убедишь? Нашла комнату в коммуналке, и они с Гришей переехали туда. Правда кое-какие вещи не успели забрать, так они у меня и остались. Женщина снова поднесла носовой платочек к глазам,- так, что ты их теперь можешь забрать себе. Я все сохранила.
- Зачем? - не поняла Зоя, - это же мамины с папой вещи, мама их сама заберет. Может им их пока поставить некуда… Начала логическую цепочку и резко замолчала Зоя, взглянув на соседку.
- После того, как Танечку перевели в санитарки и лишили квартиры, Гриша ни слова не говоря, собрал все регалии и награды отца, почетные грамоты матери и пошел в Прокуратуру. Он-то у вас учился на юриста, правда после того, как отца обвинили во взяточничестве и хищении в особо крупных размерах, ему тут же указали на дверь. Мол, сын такого человека, запятнавшего честное имя советского руководителя крупного завода, не имеет права учиться, а тем более работать во внутренних органах страны и носить погоны.
В прокуратуре заявление, конечно, приняли, обещали разобраться, но дальше слов дело не пошло.
Соседка тяжело вздохнула и продолжила.
- Гришу нигде не брали на работу, даже разгружать вагоны он ходил под вымышленной фамилией, рассказывая работодателям жалостливую историю о том, что он приехал в столицу поступать в институт, но потерял деньги и документы. И теперь не может уехать обратно к себе в глубинку.
Но в прокуратуру наведывался постоянно, раз в неделю, пока не примелькался одному работнику в чине капитана. Он подозвал его к себе и шепнул, чтобы тот заглянул в обеденный перерыв в пельменную, что находится за два квартала от прокуратуры.
Там этот капитан сообщил ему, чтобы он забыл дорогу туда, так как никто не станет тягаться с Гордеевыми и наживать себе неприятности. В лучшем случае его заявление уже давно лежит в мусорном ведре, а в худшем, оно может дойти до самого, поднял указательный палец вверх и подкатил глаза ко лбу капитан.
После этого разговора, Гриша два дня ходил как в воду опущенный, не ел, не спал, стал курить и даже однажды пришел домой пьяный.
- Так мне Танечка рассказывала, - поправила сползшую с плеч шаль женщина. – Утром он побрился, оделся и ушел, и больше она его не видела. Только на третьи сутки сообщили ей, что на него завели уголовное дело по факту разбойного нападения на сотрудника государственной безопасности при исполнении, в покушении на его убийство и пособничестве иностранной разведке, а также в измене Родине. Но до суда он не дожил, через два месяца в одиночной камере его тело нашли мертвым. Танечке даже не дали попрощаться с ним, в Свидетельстве о смерти в графе «причина смерти» - значилось «самоубийство». Только мы-то знаем, что Гриша честный парень, и что все это неправда, да только как доказать правду?
У женщины задрожали губы, а на глазах снова заблестели слезы.
- А мама? Что случилось с мамой? – уже зная, что ее тоже нет в живых беззвучно, одними губами спросила девушка.
- Несчастный случай, - тяжело вздохнула бывшая соседка. - Она поздно вечером возвращалась с работы, и какой-то пьяный водитель буквально раздавил ее. Хоронили в закрытом гробу…
Зоя больше ничего не слышала, она тихо съехала со стула на пол, в ее глазах потемнело, а в ушах нарастал тяжелый гул.
- И вы больше никогда не встречались с Гордеевым? – после рассказа Зои Михайловны, выдержав длинную паузу, спросила Тоня.
- Почему? Встречалась. И даже убить его хотела и семью его тоже. Он же мне всю жизнь сломал. Хотя и своей вины я не отрицаю. Я даже план мести придумала, и пистолет достала, и стрелять научилась. Все ночи напролет об этом думала, ни есть, ни спать не могла. Но организм по своим законам живет и его ресурсы небезграничные. Довела я себя до нервного срыва и истощения. Да так, что в назначенный день я просто не смогла выйти из комнаты, ноги подкосились, а руки онемели. Лежу посреди комнаты пустыми глазами в потолок смотрю, и пошевелиться не могу, словно парализованная. И тут стали передо мной картины из прошлой жизни всплывать. Мама, папа, брат, все живые счастливые, все хотят мне наперебой свои новости рассказать, радостью поделиться. Да только одежды у них странные, одеты они в какие-то просторные балахоны, словно в саваны. Но я ни одного слова их разобрать не могу, потому, что перебивают они друг дружку. Я им и говорю: «Тише! Тише, давайте по очереди». Они замерли, переглянулись и тогда папа сказал: «Зоя, мы умерли не по твоей вине, ты ни в чем не виновата, не кори себя, не мучайся. Не мсти, не надо. У тебя другая миссия на земле. А когда ты ее выполнишь, мы встретимся, и опять заживем счастливо, и никто нас не разлучит». Мама одобрительно закивала головой, заулыбалась, села передо мной на колени, и стала гладить по волосам, напевая колыбельную: