— Седьмая жена не для дара, она для хассора, — мягкие, но очень сильные пальцы девушки, впились в моё предплечье. Закончив с волосами, Сайя решила осмотреть мои укусы и проверить их. — Лучше вам об этом у самого хассора спросить. Он лучше объяснит. А Амара… Она знает про договор и пользуется этим. Ни один волос не может упасть с её головы, иначе… Иначе будет настоящая война.
Война… Думаю, что в любом мире это плохо. Амара просто безнравственная дрянь, если знает об этой угрозе и умело ею манипулирует. Такая не постыдится пойти по трупам. Собственно, она это и делает?
— Значит, у меня нет охраны, нет защиты?
— Я ваша защита, хасса, — Сайя шепнула мне на ухо. — Ни о чём не беспокойтесь.
Легко сказать! Тут не знаешь, чего бояться: хассора, его яда, первой брачной ночи или гарема-серпентария? Так что меня убьёт первым?
— Хасса, вам нужно больше ходить и почаще давать дышать этим местам, — Сайя коснулась пальцами моей шеи, там, где зубы нага прокололи мою кожу и оставили след. — Тогда яд не будет застаиваться и быстрее станет частью вас. Вы хорошо их переносите, метки.
Сайя, зачерпнув пальцами что-то очень приятно пахнущее из небольшой плошки, мазнула странной смесью место укуса на шее. Мягкий холодок окончательно унял боль.
— Я оставлю вам немного снадобья, но не наносите его слишком часто. В этом вся суть яда хассора: боль, к которой вы привыкаете. Если её постоянно унимать, то всё может закончиться очень плохо.
— А их он тоже кусал?
Девушка посмотрела на меня так, будто я сказала какую-то глупость. Я вцепилась пальцами в прохладные каменные бортики и вытянула ноги. Вода остыла, и я начала замерзать. Сайя и её помощницы не спешили добавлять горяченькой, вместо этого стали готовить отрезы светлой ткани, которые, наверное, должны были заменить полотенца.
— Любая жидкость из тела хассора — сильный яд. И все жёны уже слабо поддаются ему.
— Укусы? Тогда почему так плохо, разве…
— У хассора нет времени. Всего неделя. Если вы вытерпите всё, если переживёте, то… то, может, вы станете первой, кто выжил?
— Почему? — осторожно вышла из ванны, сжав зубы от нахлынувшей боли в ногах. Вода с настойкой помогла ненадолго. Теперь же был такой же эффект как от обезболивающего: после всегда хуже.
— Потому что никто так хорошо не переносил яд хассора до этого. Никто!
Слабое утешение…
Меня вытирали отрезами ткани, заплетали волосы, делая причудливую причёску. Замерев статуей, я из-под полуопущенных ресниц смотрела, как рядом с резной ширмой поравнялись тени. Я не сразу поняла, кто это.
Амара!
Та, будто случайно выглянув из-за ширмы, мельком окинула меня взглядом. Наткнулась на следы на бёдрах и побледнела. Сайя, замотав меня как мумию, тут же повернув к Амаре спиной. Женщина недолго сверлила меня взглядом. Оставляя терпкий сладковатый запах каких-то цветов, поспешила прочь.
Сайя утешительно сжала моё плечо.
Выжить в гареме нага — самое тяжёлое испытание. И я поняла это только сейчас.
Сияние
Завтрак мне не показался сказкой, скорее пыткой, на которую не способен даже самый злобный гад. Проще было сидеть на иголках, чем за шикарно накрытым столом в обществе других жён нага и его самого. Только на этот раз я не смотрела на женщин, как на коллекцию, теперь было интересно, из каких стран занесло несчастных в этот дворец.
Весёлая Хадиза даже за столом не теряла оптимизма, выглядела она примерно также, как и многие другие девушки, которых я встречала тут. Восточный типаж: смуглая кожа, тёплого цвета карие глаза, напоминавшие оттенком перезревший каштан, чёрные волосы со странным пепельным отливом.
Зеленоглазая блондинка с медовой кожей откликалась на Тарину, сидела она возле болтушки-хохотушки Хадизы и выглядела так, будто постоянно мучилась головными болями. Морщины на лбу всегда были в одном положении, а красивые, чуть раскосые глаза смотрели на мир немного враждебно.
Хмурая, высокая Амара тоже казалась восточной красавицей, только холодный оттенок кожи выдавал в ней гостью совершенно другой страны, не этой.