Наг не настаивал, не усердствовал. Наоборот, был очень… нежным и заботливым, если так можно сказать об осторожном укусе в шею, которым меня наградил наг. Только если раньше наг кусал меня чуть дальше, будто со спины, то теперь его зубы причинили мне боль возле самой артерии. Меня обдало жаром, а мой же пульс показался ударами молота, от которого всё тело сотряслось. Я сжала кулаки сильнее, уперевшись самыми костяшками в рёбра нага, но он, приобняв меня, никуда не собирался отпускать.
Боль, вспыхнувшая и пронзившая раскалённым железом, вдруг стал просто чем-то надоедливым. В голове всё помутилось, а перед глазами поплыло. Моя решимость тоже таяла. Я вцепилась в рубашку нага, пытаясь удержаться в вертикальном состоянии, хотя голова уже давно запрокинулась назад. Грубые пальцы сминали тонкую ткань рубашки, будоражили и заставляли трепетать только от одного прикосновения. Поддерживая мою шею сзади, наг слишком жадно впивался в меня зубами.
Ноги подкосились сами, они будто ослабели. Я повисла на руках нага, не чувствуя под собой совсем ничего. Меня унесло очень и очень далеко, я будто растворилась в этом тёплом свете предзакатного солнца. Ослепительная вспышка боли не отрезвила, а опьянила ещё сильнее. Всхрипывая и жадно дыша, уже почти ничего не видела. Глаза закатились. Последнее, что я запомнила, это окровавленный рот хассора и немного хищный оскал, который теперь меня не пугал.