Очень смешно, дядь Вань, – обиделся парень.
А раз не смешно, чего тогда туда ломитесь?
Хотим просто посмотреть, – пробурчал Петя.
Люба поспешила добавить:
Экскурсию провести.
Приспичило! Утром треба приходить. А теперь уже никого там нету.
Нет, есть! Я видела женщину в красной кофте.
Кого?! – протянул дядя Ваня и почесал затылок.
Женщину с чёрными волосами, такую высокую и худую, – не уступала Кристина.
Нема у нас таких! Морочите мне голову! Идить отсюда! – Он запрыгнул на велосипед и, продолжая бурчать себе под нос, покатил по извилистой пыльной дорожке.
Любаша положила руку на плечо подруге и почти виновато спросила:
Может, тебе показалось? – Кристи сердито уставилась на неё, но Люба поспешила добавить, – не в смысле сама женщина привиделась, а то, что она входила в школу.
Кристина потупилась в деревянный порог, словно хотела сдвинуть его с места. И правда, она ведь не видела, что эта странная особа туда входила. Она просто шла по направлению к двери. Но в таком случае, куда же она делась? Девушка тряхнула головой, словно пыталась отогнать назойливую муху. Потом неопределённо пожала плечами:
Может быть… Но странно…
Что тут странного! – не дал ей закончить Петька, подавляя рвущийся смех. – Это у тебя солнечный удар или перенасыщенность лесным воздухом. Так сказать, кислородная атака, которая и вызвала явления галлюциногенного характера.
Очень остроумно! Только что придумал? – огрызнулась Кристи.
Да, только не придумал, а дошёл до этого вывода путём логических умозаключений. И теперь моя логика мне подсказывает, что нужно идти на конюшню.
Конюшня, которая так гордо звучала из уст Пети, оказалась древним, но добротным сараем с массивным срубом-стойлом, где отдыхали четыре лошади. Витязь – Петькин любимчик, гнедой тяжеловес с мощной грудью и палевой густой гривой, завидев своего приятеля, громко заржал и затряс головой. Парень обнял его за шею и любовно похлопал по спине: «Красавец…» Из глубины сарая, вытирая чумазый лоб от блестящих капель пота и широко улыбаясь, вышел Василий Захарович. В одной крепкой руке он держал грабли, а в другой – ведро с водой:
Молодці, шо прийшли! Зараз я вас буду эксплуатировать! – засмеялся он.
Дед! – запротестовал Петька, – давай в другой раз, а сегодня мы хотим покататься…
Это шо тебе, лисипед, шоб кататься?! Молодёжь, никакого уважения к природе! Вот он, прогресс… А хто казав, шо будет помогать?
Я, – быстро вставила Кристина. – Правда, правда! Я боюсь лошадей. Пусть они ездят, а я вам помогу.
Чого ж их боятися, дитино? – мужчина развёл натруженные руки в стороны, но видя, что девушка настроена решительно и бесповоротно, согласился. – Ну, як хочешь, ходь зи мною, я тобі дам щось небрудке.
Через два часа троица возвращалась по домам. Глаза Любаши светились восторгом. Ей досталась старая кобыла Рада, смирная и добрая, но для первого раза это было то, что нужно. Животное мирно шагало по высокой траве, фыркая и то и дело останавливаясь, чтобы пощипать понравившуюся растительность. Через полчаса такой неспешной езды Петька показал Любаше, как «пришпорить» коня, и Рада еле-еле потрусила по дорожке, заставляя девушку подпрыгивать на широкой влажной спине. Сначала Люба, пригнувшись к серой гриве, вцепилась в неё и в панике тихо стонала, но потом привыкла к тряске, выпрямилась, и уже через десять минут управлялась с лошадью, как заправский наездник. И всё было бы хорошо, если бы уже дома она не заметила, что потеряла где-то на поле крестик, который ей в младенчестве подарил крёстный.
Кристина проснулась рано. Несмелый бледный луч, пробившийся сквозь щель в гардинах, дрожал на подушке пятном. Она хотела погладить его, но стоило до него дотронуться, как он исчезал, а комната снова погружалась в темноту. Было в той темноте что-то неуютное, пугающее, давящее. Девушка повернулась к Любаше. Та тихо посапывала, читая утренние сны, и казалось, собрала на своём лице всю нежность мира, таким оно было светлым и умиротворённым. Кристина прижалась к её по-детски горячему телу и, закрыв глаза, начала уговаривать себя ещё поспать, чтобы поскорее отгородиться от неприятных ощущений. Но густая тьма тут же перекочевала из комнаты под веки, вызвав мелкую дрожь. Стало холодно. Из тьмы появилось бледное старое лицо, обрамлённое чёрными волосами, и еле слышно бескровными губами повторяло, как мантру: «Уезжай… уезжай… уезжай…» Монотонный плавающий звук наполнил комнату. Женщина повторяла одно-единственное словно, словно заезженная пластинка, и внутренняя тревога с каждым звуком росла, как снежный ком. Терпеть это уже не было никаких сил. Кристина вскрикнула и закрыла уши руками.