– Тебе он ни на кого не похож? – вдруг спросила она, оглянувшись на мужа.
– Похож, – не сдержав раздражения, рявкнул Андрей, – на самолюбивого зажравшегося пиндоса!
Она с укоризной посмотрела на него и растерянно покачала головой:
– Просто лицо знакомое, будто я его уже где-то видела.
– Конечно, видела. Он на нашем ставке раньше рыбу ловил. Вот сейчас повысили! – муж злорадно рассмеялся, довольный шуткой, а она, ничего не ответив, продолжала пялиться в телевизор.
Почти два года они жили, уступая друг другу в слабостях и пороках, пряча истинное отношение глубоко внутри. Пришло понимание того, что практически все люди страдают раздвоением личности. Они – и те, кто есть на самом деле, и те, которыми хотят быть или казаться. Отсюда благодатная почва для депрессии. Только бы не сознаваться в своих слабостях и ошибках. Как мы все боимся этого, тщательно скрывая неприглядные болезненные состояния под масками печали, скуки, безразличия, бесстрастности. Но чем дольше прячем истинное лицо, тем прочнее маски сначала срастаются с нашей сущностью, а затем постепенно заменяют её.
Несмотря ни на что, у них получилось не развалить брак до конца. У неё – простить, у него – принять. Он принял её свободу не тогда, под хлипким навесом в Крыму, а только теперь, когда они прошли все этапы притирок и испытали нервы на прочность. Только через два года настал по-настоящему медовый месяц, когда он больше не пытался выудить у неё любовь, а она не старалась сопротивляться, позволяя принимать решения за неё. Настало тихое спокойствие, удобное обоим… Через четыре года Андрея не стало.
Когда ей позвонили, она выходила из театра. В ушах ещё слышались аплодисменты, а на лице блуждала довольная улыбка. Кристина слушала глухой голос со страшным известием, а улыбка продолжала сводить губы, словно раненая бабочка, уцепившаяся лапками за палец, который никак не хочет отпустить. Место аварии было совсем рядом от театра. Андрей лежал на тротуаре под чёрным брезентом, от которого, словно ошпарившись, отскакивали капли дождя. В двух метрах от него, задрав колесо к небу, лежал мотоцикл. Слева – микроавтобус с покорёженной «мордой», вокруг – хрустальная крошка лобового стекла и какие-то бумаги. Усилившийся дождь косыми длинными штрихами затушёвывал улицу, словно пытался спрятать ужасную сцену. Но его старания были тщетны. Обоняние Кристины уже улавливало запах смерти. Терпко-горькая сладость, вызывающая в подсознании нелепые, больные и извращённые ассоциации: рассыпанные в навозе леденцы, гниющий сдобный хлеб, обсиженный мухами, постиранные бинты для ног, пропитанные апизартроном вперемешку с клубничным мылом, – вся эта жуткая смесь ударила в нос, вызвав тошноту. Кристина застыла посреди площади и попыталась не дышать. Мир словно подыгрывал ей. Он замедлился, стал тягучим и вязким. Кристи смотрела на людей, гротескно раскрывающих рты, на себя, искажённую в дрожащей луже, как в кривом зеркале, и на дождь, метко прибивающий разбросанные бумаги к тротуару. Несколько плотных листов гонял ветер, бросая их то к мотоциклу, то к ногам гаишников. Один из них шлепком влетел в неё, приклеившись на полу плаща. Кристина сняла листок, и её голова закружилась пьяной каруселью. «Новая жизнь», – губы бесшумно читали красную заковыристую надпись на крылатом послании, нагнетая истерику и слёзы. «Приветствуем вас! Наше брачное агентство «Новая жизнь» занимается организацией зарубежных знакомств для русскоязычных женщин, желающих выйти замуж за европейца и начать новую жизнь во Франции, Швейцарии или Бельгии…»
Кто вы? – голос прозвучал возле самого её уха. Оказывается, он задавал этот вопрос уже в третий раз. Кристина вздрогнула, выронила рекламный листок, посмотрела в одутловатое лицо милиционера… А потом у неё всё поплыло перед глазами. Уши заложило, в глазах потемнело, и она позволила себе провалиться в пустоту.