Хорошо. Но всё же вернёмся к нашему основному вопросу… – Лало с любопытством рассматривал фото улыбающейся женщины в белой керамической рамке. – Я так полагаю, это ваша супруга? – он кивнул на снимок и, получив утвердительный кивок хозяина дома, тут же констатировал, – у вас очень красивая жена.
Да… Наверное, – с раздражением бросил мужчина и нервно сглотнул.
Так где же она?
Я же вам сказал, не знаю! – огрызнулся Дэн. – Да и какая разница! При чём тут…
Пистолет есть, а жены нет, – задумчиво протянул Тебос, внимательно рассматривая просторную гостиную.
На что это вы намекаете? – голос мужчины захлебнулся в нахлынувшем негодовании.
Я не намекаю, – полицейский стоял возле дальней стены и заглядывал за пальмовое дерево. – Я говорю вот про это, – он отодвинул горшок с растением и вопрошающе посмотрел на Дэна. – Как вы можете объяснить пулевое отверстие в вашей стене?
Ппп…росто… Я опробовал свой пистолет. А что в этом такого? Я нахожусь в своём доме, что хочу, то и делаю. И почему это я должен оправдываться?!
Оправдываться не должны, – чёрный взгляд Лало снова вцепился в мужчину. – Вы должны нам объяснить причину произведённого выстрела.
Что тут объяснять! Рассматривал свой пистолет и захотелось пульнуть разок. Всё! Я никому не мешал, не угрожал...
То есть не угрожали, – подхватил мысль Тебос. – Мы хотим поговорить с вашей женой.
Ну, так говорите… – сдвинул плечами Дэн, и его лицо исказила улыбка отвращения.
Разрешите её номер телефона, – потребовал Мартинес.
Да, пожалуйста, – мужчина повернул к полицейскому светящееся табло своего телефона, на котором красовался номер жены. – Только у неё телефон отключен. Во всяком случае, вчера был отключен.
Почему?
Я не знаю. И знать не хочу! Мы с ней в ссоре, ясно вам?! И вообще, собираемся разводиться!
А вот это уже ближе к теме, – заявил Лало и довольно улыбнулся. – В телефоне, который он всё это время держал возле уха, наконец раздался электронный голос, который известил, что связаться с абонентом не представляется возможным. – Полицейский спрятал аппарат в нагрудный карман и снова уставился на хозяина дома.
Что вы на меня так смотрите? Вы меня что это? Вы меня в чём-то подозреваете?
А нужно?
Да что вы меня пугаете… Вы оказываете давление и…
Разрешите нам осмотреть спальню вашей жены, – перебил его Тебос и, не дожидаясь ответа, начал подниматься по лестнице.
Что тут происходит? – от возмущения Дэн сделался бордовым. – У вас есть ордер? Или что там ещё нужно для таких дел?..
У нас есть звонок от неравнодушных граждан, что в этом доме были слышны выстрелы, и уже два дня не видно хозяйки дома. Мы должны проверить данную информацию.
Надо же! Не видно хозяйки дома! – злорадно заржал Дэн. – А не видно, потому что в блядство ударилась хозяйка дома! Это понятно? Эта информация вас удовлетворяет?
Эта информация для полиции нравов, а не для нас, – спокойно парировал Мартинес. – Для нас лишь важно удостовериться в наличии человека.
Лало, поднимись-ка сюда, – позвали сверху.
Тебос, присев на одно колено и пригнувшись к самому полу, что-то рассматривал возле ножки кровати.
Что там?
А ну-ка зацени. Это то, что я думаю? – полицейский поднялся, предоставляя место коллеге. – Я подковырнул слегка и…
Думаю, что да. Очень даже. Давай, вызывай экспертов, пусть они уже дальше сами. Что-то меня вся эта комедия утомила.
Уже через два часа дом наполнился молчаливым присутствием нескольких людей с угрюмыми лицами и в перчатках. Дэн пил уже четвёртую чашку кофе. Его лихорадило. Он смотрел на всех этих хмурых людей и размышлял, что ему делать. Час назад он вызвонил своего адвоката, и тот с плохо скрываемым раздражением в голосе пообещал к вечеру быть. Он с семьёй уже предвкушал завтрашнее Рождество в Церматте с шикарным видом на Маттерхорн, и Дэн со своей проблемой был совсем некстати. Он был некстати и для всех этих людей-теней в перчатках, у которых на лицах читалось нескрываемое недовольство. Он был некстати даже для себя самого, решившего провести праздник с друзьями, которые пообещали пригласить для него симпатичную «тёлочку», подружку жены одного из друзей. Но всё это стало вдруг неважным и потерялось в стремительно надвигающейся перспективе провести Рождество с бомжами и наркоманами в камере. Хотя… Что он знает о камерах и тюрьмах? Ровным счётом ничего. Но от этого становилось ещё страшнее. Вопрос «что делать», словно навязчивая муха, вертелся в голове и мешал трезво думать. А подумать было о чём. Особенно важно было сообразить, что можно говорить, а что ни в коем случае нельзя. Здравый ум советовал просто заткнуться и притвориться немым.