Риэсфебер
*Смесь тревоги и ожидания перед долгим путешествием или каким-либо действием.
Он оглянулся на раскрытый чемодан, на разбросанные по кровати вещи, на кошку Грей, скрутившуюся калачиком прямо на его свитере, обвёл взглядом царивший в комнате хаос и глубоко вздохнул. Это его заключительный рейс на «Виктории». Почти десять лет он верой и правдой служил «её величеству», пришло время дрейфовать к другим берегам. Он и сам не мог сказать, зачем ему понадобилось уходить с насиженного места. На суше его ничего не держало, а море было и остаётся единственной страстью. Но с некоторых пор он нутром ощущал лёгкий бриз перемен, который несколько месяцев назад превратился в ветер и принёс новость, что на его место уже есть претендент. Это совсем не означало, что он, опытный «морской волк», должен уступить место новичку, но укрепило его в мысли, что нужно что-то в жизни менять. То, что он считал преимуществом, вдруг стало глупым и совершенно не оправданным, а свобода стала казаться одиночеством.
Он прекрасно помнил, когда решил «завязать» с морем. Это произошло полгода назад, за три дня до Нового года. «Виктория» стояла в Дублине и в двадцать три ноль-ноль должна была отчалить в направлении Шотландии, в Сторновей. Уже к десяти часам вечера он почувствовал себя нехорошо: головокружение и дискомфорт в груди, словно при изжоге. Он положил под язык «Ренни» и отправился отдать последние распоряжения. Но боль не проходила. Наоборот, сердцебиение участилось. Словно во сне, он обошёл посты, заглянул к помощнику, отказался от запланированной партии в покер, сославшись на усталость, и удалился к себе. Там тревога вырвалась наружу во всей своей мощи. Необъяснимое предчувствие чего-то нехорошего было настолько явственным, что он не выдержал и набрал номер матери в Бретани. Она уже спала и очень удивилась позднему звонку. Дома было всё в порядке, с сестрой – тоже. Потом ему пришлось долго доказывать и клясться, что с ним всё в порядке, и его ночной звонок самый что ни на есть обычный, а не «звоночек отчаяния, которое она заметила в его голосе». Он не помнил, сколько раз ходил с проверкой по постам и сколько выкурил сигарет за ту ночь. Уснуть получилось только к утру. За завтраком он с напускной иронией поведал о своей бессоннице, заблаговременно отсекая вопросы о чрезмерном ночном контроле. Когда вернулся домой, в разговоре со знакомым доктором поведал об этом случае. Врач заключил: «Предполагаю, что это был микроинфаркт, который ты перенёс на ногах. Так бывает. Стресс, мой друг. Сейчас это сплошь и рядом. Болезнь активных занятых людей! Так что береги себя и поменьше нервничай». Но он и не нервничал вовсе. Его жизнь уже давно была слишком ровной. Может, в этом всё дело? Вот тут он и задумался над своей жизнью и возможными её изменениями. Эти раздумья привели его на юг Франции, в портовый город Марсель, где было Высшее морское училище, куда он и отправил своё блестящее резюме на вакансию преподавателя.
Если бы не Грей, он бы мог с полной уверенностью назвать себя на суше отшельником. Её, то есть Грея, а это была именно кошка, которую он по незнанию нарёк мужским именем, ему торжественно преподнесла сестра Гвенн. История с котёнком была совершенно глупая и не поддавалась никакой логике, если не считать, разумеется, женской. Его мать по обыкновению в субботу пошла на рынок, чтобы купить к завтраку свежего хлеба и запастись на неделю фермерскими овощами, молоком и сыром. Тут она и наткнулась на симпатичную девушку, которая растерянно прижимала к груди котёнка. Мать любила рассказывать эту историю, впрочем, как и многие другие, которые у неё хранились в каком-то особом ящичке памяти и волшебным способом извлекались наружу «к слову». Девушка оказалась иностранкой, то ли из Швейцарии, то ли с Украины, мать до сих пор не могла точно сказать. Но суть была не в этом, а в том, что котёнок прибился к двери комнаты, которую снимала на время отпуска эта милая девушка с мужем и дочкой. У мужа была аллергия на шерсть, поэтому оставить животное себе они не могли. Семья опросила всех вокруг, включая хозяйку апартаментов, чей это котёнок, но так и не нашла владельца. Хозяйка посоветовала отнести его на рынок в надежде, что какой-то добрый человек заберёт это чудо. Мать была не то чтобы доброй, но очень сентиментальной женщиной, и это сработало. Он же сопротивлялся подарку, как мог, но когда заглянул в его жёлтые грустные глаза, сдался и покорился судьбе. В первый же день новый хозяин обнаружил, что чудо справило нужду в его тапочки, но дороги назад не было. Тем более что акт дарения был апофеозом материнского беспокойства: «Так хоть кто-то будет рядом и, может, отучит тебя от эгоизма». Мать с сестрой считали, что он не женится из-за своего врождённого эгоизма и дурацкой любви к морю. По их мнению, два последних понятия были между собой неразрывно связаны и неизменно вели к выводу о нём как об одиноком морском волке. Мать связывала этот эгоизм с ранней смертью его отца, обычного клерка с плохим здоровьем, который успел зародить в сыне любовь к морю, вкладывая в него свои несбыточные желания и мечты.