За спиной раздался мягкий шелест парчи. Ишель подошел беззвучно как тень, но я узнала его по едва уловимому запаху сандала и стали. Его руки обняли меня сзади, губы коснулись виска.
— Устала, феникс мой?
Я откинулась на его грудь, чувствуя, как под тонкой шелковой рубашкой ровно бьется сердце — сильное, живое.
— Не устала. Просто… привыкаю.
Вода фонтана плескалась у наших ног, отражая созвездия. Где-то за стеной сада слышались шаги ночной стражи, лязг алебард, сдержанный смех служанок. Дворец жил своей жизнью, уже забывая о крови и заговорах.
— Сяо Лян говорит, ты отказалась от новых покоев в западном крыле, — провел пальцами по моему запястью Ишель.
— Там слишком много пустого места и красного цвета. А в этих… — я кивнула на низкие здания с изогнутыми крышами, — есть потайная дверь прямо в сад. На случай, если мне снова понадобится сбежать от церемоний.
Он рассмеялся, и звук этот был таким же теплым, как в тот день в переулке.
— Ты будущая императрица, Айли. Тебе полагается бегать только за мной. Или от меня.
— Тогда лови! — Я рванулась вперед, брызги фонтана осыпали нас бриллиантовой пылью.
Мы бежали по мшистым дорожкам, обгоняя лунные блики, пока не сделали круг и не рухнули на груду шелковых подушек в моем новом дворцовом павильоне «Отражения облаков». Здесь, среди резных ширм с изображением журавлей, пахло старым деревом и сушеными персиками.
Ишель достал из складок одежды маленький ларец.
— Держи. Пока не передумал.
Внутри на алой подушке лежали две нефритовые подвески на цепочках — точь-в-точь как те, что когда-то мы видели в лавке у северной окраины рынка. И мечтали, что купим их, когда разбогатеем. Только те были просто узорчатыми, а теперь на одной было вырезано «Судьба», на другой — «Выбор».
— Ты помнишь…
— Все помню. — Он перехватил мою руку, когда я потянулась к украшению. — Как ты укрывала меня своим ханьфу. Как обозвала маленьким тираном. Как умерла у меня на руках…
Луна скользнула за облако, и на миг его лицо стало похоже на старую фреску — стертые черты, тени вместо глаз.
— Теперь ты никуда не денешься, — прошептал он, застегивая замочек на моей шее. — Ни в этой жизни, ни в следующих семи.
Где-то за прудом с карпами раздался всплеск — Цзинь, должно быть, снова дразнила Юэ Линя, бросая в воду камешки. Их смех долетал обрывками:
— …а если этот корень такой волшебный, почему он пахнет старыми носками?!
— Потому что твой нос не обучен, воровка!
Я прижала ладонь к нефриту на груди. Седьмая жизнь. Первая настоящая.
— О чем задумалась? — Ишель провел пальцем по моей брови.
— О том, что Ли Сянь ошибался. Он даже не знал, что такое любовь. Зато мы с тобой знаем.
— Знаем. — Ишель прошептал это мне прямо в губы. А дальше мы целовались. И не только…
Утро застало нас в том же павильоне — принц спал, положив голову мне на колени, а я вплетала в его волосы нити с бирюзовыми бусинами. Где-то за стеной сада протрубили горны — новый день, новая империя, новый отсчет.
На мраморном столике догорали свечи, освещая свиток с последним указом императора: «О реформах судопроизводства и запрете пыток».
Тем временем в главном зале северного корпуса дворца, где размещались прибывающие для аудиенций представители провинций, Ян Циан стоял у окна, глядя, как внизу вишни сбрасывают лепестки на каменные дорожки. Он приехал навестить сестру еще до рассвета, но не решился будить, узнав, что та наконец спит спокойно. Слуга подал ему чай, но он лишь сделал глоток и снова вернулся к наблюдению за дворцовым садом. В этот момент дверь в зал чуть скрипнула, и в проеме показалась девушка.
Она была невысокая, в неброском светло-голубом платье с вышитыми по подолу полевыми васильками. Волосы убраны просто, в высоком пучке из украшений лишь деревянная шпилька с крохотной фигуркой журавля. Она застыла, заметив князя, и тут же опустила взгляд, прижав к груди свиток.
— Простите, господин, — ее голос был мягким, как пух хлопка, — мне велено было доставить отчеты о сборе трав для лазаретов. Я… не знала, что здесь кто-то есть.
Ян Циан медленно развернулся, впервые рассматривая ее внимательно. У девушки были тонкие, чуть обветренные губы, как у тех, кто много времени проводит на открытом воздухе, и ясные глаза цвета осеннего неба. Она явно волновалась, потому что свиток чуть дрожал в ее пальцах.
— Не бойся, — сказал он просто, — я ведь не тигр и не демон, чтобы меня пугаться. Дай посмотреть.
Она робко протянула ему свиток, стараясь не задеть пальцами его ладонь. Но все равно коснулась — едва заметно, но этого прикосновения хватило, чтобы между ними промелькнула тонкая, но ощутимая искра. Девушка чуть отдернула руку и еще ниже опустила голову, а Ян Циан улыбнулся краем губ, впервые за много дней ощущая, как в груди становится тепло.
— Ты дочь аптекаря из рода Шэнь, верно? — спросил он, глядя на аккуратные иероглифы ее отчета.
— Да, господин, — прошептала она. — Меня зовут Шэнь Линхуа.
— Линхуа… «цветущая груша». — Он кивнул. — Хорошее имя.
Девушка покраснела так сильно, что даже кончики ушей стали багровыми. Она поспешно поклонилась, собираясь уйти, но его голос снова остановил ее:
— Ты завтра придешь сюда же с новыми свитками?
— Да, господин.
— Хорошо. — Он кивнул, глядя, как она скрывается за дверью. — Тогда… до завтра, Линхуа.
Он еще долго смотрел в окно, но теперь его взгляд был мягче. Вишневые лепестки кружились в утреннем ветре, падая ему под ноги, словно предвещая новую весну — весну не только для империи, но и для его сердца.
Ян Циань еще долго стоял у окна, глядя в дворцовый сад. Вишневые лепестки все падали и падали, устилая каменные дорожки бледно-розовым ковром. Легкий ветер приносил запах жасмина и мохнатых пионов, а за стенами павильона постепенно просыпался дворец.
В какой-то момент его взгляд зацепился за движение в тени павильона напротив. Там, у декоративной ограды, спорили двое.
Сяо Лян, преданная служанка его сестры, и верный телохранитель Ишеля, высокий широкоплечий мужчина с зачесанными назад волосами и всегда хмурым взглядом. Ян Циан знал его имя — Мун Галь. И знал, что в дворце его побаиваются за резкость и грубоватые манеры.
Сейчас они явно о чем-то спорили. Сяо Лян, подняв подбородок, буквально прожигала мужчину взглядом снизу вверх, а тот нависал над ней, будто пытался прижать своим весом к земле одно только ее упрямство. Девушка что-то резко выпалила, ткнув пальцем ему в грудь, но Мун Галь перехватил ее руку, отстранил, прижал к стене павильона и ответил тоже коротко и яростно. Слов было не слышно, но даже со второго этажа Ян Циану казалось, что воздух между ними искрится от напряжения.
Сердце у него непроизвольно сжалось — в первый миг он подумал, что сейчас случится беда, но тут Сяо Лян вдруг изменилась. Напряжение спало с ее плеч, губы дрогнули, и она… улыбнулась. Тепло, почти ласково, так, как улыбаются тем, в ком больше нет сомнений.
Мун Галь, казалось, тоже растерял свою грозность. Его пальцы все еще держали ее запястье, но уже осторожно, как драгоценность. Он что-то сказал, едва слышно, и Сяо Лян не раздумывая шагнула к нему ближе. Ее ладони легли ему на грудь, а он обхватил ее за плечи, притянул к себе и наклонился, чтобы поцеловать.
Поцелуй вышел долгим и нежным. Ни страсти, ни спешки — только уверенность, что они оба здесь и сейчас, вместе, как будто всегда так и было.
Ян Циан отвел взгляд, внезапно почувствовав себя лишним зрителем чужой маленькой весны.
Он вернулся к чайной чашке, но на губах его сама собой появилась улыбка. Кажется, несмотря на все бури, кровь и заговоры, в этом дворце еще оставалось место для простого человеческого счастья.
«И возможно, для моего собственного», — подумал он, вновь представив лицо той тихой девушки в голубом с васильками по подолу. Линхуа…