За два месяца до получения диплома мать, поджав губы, спросила у старшей дочери:
— Что делать-то собираешься? Учеба твоя скоро заканчивается.
— Как что? Работать, — пожала плечами Даша.
— Это понятно. А жить где? Сама видишь: у нас тесно. Светка беременна, не сегодня завтра родит. Зятек у нас прописался. Ну и куда тебя? На голову посадить? Да и с работой нынче сама знаешь как. Был Советский Союз и нету. И ничего теперь нету, ни жилья по распределению, ни работы. Но так и быть, помогу тебе. Загляни завтра в одно местечко. Туда я могу тебя всунуть, я у них бухгалтерию веду на полставки. Работа не пыльная, и комнатка там есть. Потянешь.
«Местечко» оказалось центром досуга. Полуподвальное помещение, заваленное всяким хламом: елочные гирлянды, флаги, плакаты, пыльные мягкие игрушки… Посреди захламленной комнаты сидела толстая баба с испитым лицом.
— Я хочу устроиться к вам на работу, — робко сказала Даша.
— А… Верки Мироновой дочка… Водку пьешь? — Баба икнула.
— Нет.
— Ничего. Научишься. А что вообще умеешь?
Дашин взгляд упал на пыльную печатную машинку.
— Могу секретарем, — сказала она.
— Это дело! — воодушевилась баба. — Сама-то я одним пальцем, да и то еле-еле. Годится! Работа у нас не пыльная, знай гуляй! — подмигнула она. — Накропаешь сценарий праздника, мы под это дело выбьем бабки в отделе культуры, кое-что, глядишь, и к рукам прилипнет, — вновь подмигнула хозяйка «хора». — Потом мы это дело обмоем. Начальники в основном мужики, с ними надо быть поласковей. — В этот раз она подмигнула уже с намеком. — Девка ты красивая, а главное, молодая. Ты у нас и будешь заводилой.
«Да это же бордель! — ужаснулась Даша. — Учитывая, что я к тому же буду здесь жить…» И она невольно попятилась к двери.
Дима застал ее плачущей. Это было в первый раз, и он растерялся.
— Дашенька, что случилось? — Он ласково погладил ее по вздрагивающим плечам.
— Мне некуда идти, — простонала Даша. — Скоро защита диплома, потом меня выселят из общежития. Родителям я не нужна. Мне негде жить, работу я пока не нашла… Я хочу умереть…
— Выходи за меня замуж, — решился Сажин.
— Что? — Даша перестала плакать и посмотрела на него с удивлением.
— Я люблю тебя. С самого первого дня, и ты это знаешь. Золотые горы не обещаю, я, конечно, не Дан. Не звезда, и планы у меня не такие масштабные. Жить мы будем у моих родителей, свадьба будет скромной. Но знай одно: так, как я, тебя любить никто не будет. И вообще, сильнее уже любить нельзя, — усмехнулся он.
— Да, но я тебя не люблю, — честно сказала Даша. — И ты это знаешь.
— Знаю. Но я попробую с этим справиться. Бывает, любовь приходит не сразу. На это может понадобиться год, два, пять, иногда и больше. Я готов ждать.
— Сколько? — усмехнулась Даша.
— Да хоть всю жизнь! Лишь бы ты была рядом. Прости, я банальные вещи говорю, но и ты дай мне время. Я найду такие слова, что ты поверишь. А лучше не слова. Это Голицын говорить мастер, а я…
— Первое, что ты сделаешь, это перестанешь упоминать его имя.
— Значит, ты согласна?
— Да.
Ей действительно некуда было деваться. И любовь у нее была, увы, несчастная. Даша знала, что это на всю жизнь. Единственный мужчина, который ей нужен, никогда не будет с ней. Тут либо умереть, либо похоронить свои чувства и жить дальше. Даше было двадцать лет, умирать ей расхотелось. И она решила жить.
…Свадьба была скромной. Хотя Дашина мать очень обрадовалась, что можно старшую дочку сбыть с рук, и сняла деньги с книжки. В общем, по словам Веры Ивановны, все было как у людей. И даже брачная ночь, на самом деле первая и у нее, и у него. Оба не знали, что делать, и растерялись. Разговоры — это одно, но когда за молодыми закрылась дверь спальни, Даша с Димой почувствовали неловкость. Особенно она, ведь мужчину, с которым надо было лечь в постель, Даша едва терпела.
Это был какой-то кошмар. Даша кусала губы от боли, а Димка чуть не плакал.
— Чем больше ты меня жалеешь, тем больше мне больно, — разозлилась она. — Ты мужчина или нет? Или ты не хочешь быть моим мужем по-настоящему?
— Безумно хочу, но если бы ты знала, как мне тебя жалко! — У него в глазах и в самом деле стояли слезы, будто это у него внутри все горело.
Он не мог причинить ей боль, а она не могла попросить об одолжении кого-нибудь другого. Верх маразма: пожалуйста, сделай меня женщиной, а то мой муж не может! А ведь с Димкой все в полном порядке, молодой мужчина, на редкость здоровый, Даша не помнила, чтобы он когда-нибудь болел, и, как оказалось, очень сильный. Но как он страдает, видя ее слезы! И ничего не может с собой поделать.