В холле стояло несколько столов и целый набор складных стульев, которые доставали и раскладывали по мере необходимости. Четыре, нет, пять дверей, может, даже шесть. Две — в комнаты для ночлега, остальные — в другие помещения, поменьше.
Как агент ни старался вспомнить, куда ведет какая дверь и в каком положении вчера вечером были оставлены столы и стулья, это у него не получалось. Браманте мог осмотреть все это при свете, все проверить и запомнить, прежде чем вернуться на лестничную площадку, к щитку с предохранителями, и погрузить весь этаж во тьму.
Потом детектив услышал шум позади себя: мужские голоса, выкрики, звон металла о металл. «Поддержка что-то слишком шумит», — подумал он. Где находится дверь на пожарную лестницу, Коста, пожалуй, помнил лучше, чем все остальное. Она располагалась на верхней лестничной площадке — железная конструкция, выкрашенная в зеленый цвет — и использовалась крайне редко, разве что при учебной тревоге в соответствии с требованиями пожарной охраны. Когда ее закрывали и задвигали тяжеленный засов, весь этаж отрезался от внешнего мира. Браманте как-то умудрился найти время, чтобы проделать именно это, и теперь силы резерва занимались тем, что барабанили в толстую сталь и орали друг на друга, требуя как-то решить возникшую проблему. Некоторые части здания, в котором располагалась квестура, насчитывали триста лет. Ни у кого так и не дошли руки до того, чтобы установить в этой части лифт. Всегда казалось, что в этом нет никакой необходимости.
— Сколько времени у меня осталось, как вы полагаете, агент Коста? — прилетел веселый голос из темноты. — Мне не много нужно — всего несколько минут наедине с моим старым приятелем Лео.
Когда он произнес имя Фальконе, в нем прозвучала явная напряженность.
— Вы слышите меня, инспектор? Всего одна-две минуты вашего времени — это все, что мне нужно. Или вы так и будете прятаться? А ведь в прошлый раз вы вовсе не скрывались во тьме.
Он опять двигался. Коста решил, что уже понял, где сейчас может находиться Браманте. И тут резервная группа, толкавшаяся в пожарную дверь и колотившая в нее чем-то вроде кувалд, наконец ворвалась на этаж. Они все продолжали орать друг на друга, каждый пытался вырваться вперед, их вопли эхом отражались от стен длинного коридора.
Ник услышал скрип открывшейся двери, и впереди раздался знакомый звук: шарканье ног. Фальконе, прихрамывая, выбрался в коридор, стараясь обрести былую форму.
Потом щелкнула зажигалка и в темноте дальнего угла возникло маленькое колеблющееся пламя. Оно смогло осветить только орлиный профиль Фальконе и верхнюю часть торса: лысину, огромный изогнутый нос, серебристую козлиную бородку и белую рубашку с распахнутым воротом.
Коста сильнее сжал рукоятку пистолета, почувствовав, как на ладони выступил холодный пот, и тихо двинулся в сторону человека с огоньком в руке, зная, что Браманте делает то же самое.
— Четырнадцать лет назад, Джорджио, — небрежно заявил старый инспектор, — я посадил вас в тюрьму за убийство. Какое несчастье, что приходится сейчас повторять ту же операцию. — Фальконе поднял огонек выше. — Если у вас имеется желание что-то мне сообщить… — начал он. Голос звучал твердо и уверенно.
Группа поддержки уже вся была на этаже, однако находилась еще далеко. Коста вновь двинулся вперед, сжимая в руке пистолет, раздумывая, стоит ли пускать его в ход, не будет ли это слишком опасно в темноте, когда рядом находится столько людей.
Потом раздался вскрик Фальконе. Огонек пропал в темноте, раздался приглушенный стон, может, несколько, и тьма вновь обволокла все вокруг. Коста утратил чувство направления и равновесия, уже не знал, в какой стороне что находится.
Стальная дверь рухнула на выложенный плиткой старинный пол квестуры, и эхо удара мощным грохотом прокатилось по всему зданию. Группа поддержки — все злые, недовольные, раздосадованные задержкой — теперь ощупью двигалась в ту сторону, где ночь поглотила Фальконе и кого-то или что-то еще.