Ветка оказалась не такой уж надежной, какой выглядела снизу. А когда раздался подозрительный треск, Глеб понял, что дальше двигаться рискованно. Вытянул, сколько смог, руку с палкой — не хватает самой малости, каких-то сантиметров. Продвинулся чуть-чуть — и замер, потому что треск повторился, и еще более подозрительный. Цель была уже совсем близко. Он снова попытался дотянуться до шапочки, но только чиркнул по ней палкой. Теперь речь шла уже о миллиметрах. Глеб приступил к решающей попытке, но в это время прозвучал возмущенный мужской голос:
— Ты зачем туда забрался, негодник!
Глеб вздрогнул от неожиданности, и этого незначительного движения оказалось достаточно, чтобы ветка треснула.
Все-таки сегодня удачный день. Из-под автобуса целым-невредимым выбрался, и сейчас обошлось. Успел, падая, затормозить, хватаясь за мелькающие перед глазами ветки, и приземлился вполне благополучно, только руки исцарапал. Правда, не очень красиво — на четвереньки. А шапочка — такое только в кино бывает — упала ему на голову.
В другое время они хорошо посмеялись бы над этим приключением. Но сейчас не до смеха. Глеб встал на ноги и увидел, что кричал не кто-нибудь, а ругательный дед. Лицо у деда от негодования багровым сделалось. И сразу, как только Глеб поднялся, схватил его за воротник. Зачем, спрашивается, хватать? Глеб и так никуда не убежал бы. Сейчас он объяснит, что полез на дерево, потому что другого выхода не было, и все станет на свои места. Глеб уже открыл рот, но ругательный дед ему и слова сказать не дал.
— Я за тобой, негодяй маленький, давно наблюдаю! Шкода ты, каких свет не видел! Один раз пожалел тебя, думал, выводы сделаешь, теперь хватит! Узнаешь у меня, как себя вести нужно! В какой, говоришь, квартире живешь — сто двадцать третьей?
Надо же, такой старенький, а память хорошая!
— Ну, в сто двадцать третьей.
— Не нукай, не запряг! Давно мне с твоим отцом потолковать охота! Думает, если доктор, так его дети могут делать, что хотят!
Идти с дедом домой, особенно сейчас, да еще когда дядя Гарик в гостях, ужасно не хотелось. И Глеб сказал слова, которым уже тыща лет и которые почти не помогают, скорее даже наоборот:
— Я больше не буду.
— Он больше не будет! — хором повторили Вовка и Вадик.
— Теперь уж не бу-удешь! — удовлетворенно протянул дед и повел Глеба к подъезду, по-прежнему не выпуская воротника его рубашки. Он даже в лифте, откуда сам Фантомас не убежал бы, и то не разжал кулак.
Подошли к двери, и она, словно по волшебству, сама раскрылась перед ними. На пороге стоял Дима. Посмотрел удивленно, что Глеб не один, и говорит:
— Сколько можно тебя ждать? Папа пришел, все уже за столом сидят, меня за тобой послали. Здравствуйте, дедушка.
Дед посмотрел, прищурившись, на Диму, не поздоровался в ответ, сказал только:
— Твоя личность мне тоже хорошо известная! — И прошел в гостиную, где все сидели за столом.
Глеб остался в коридоре. Зачем, пока не зовут, на глаза показываться? За него и так сейчас возьмутся.
Сначала послышался папин голос:
— Проходите, сосед, как раз к столу поспели. Окажите, так сказать, честь.
— Это уж лучше вы мне честь укажите! — язвительно отвечает ругательный дед и сразу же, без перехода, начинает всем доказывать, какой Глеб плохой.
Глеб слушает и только удивляется — если бы не знал, что речь идет о нем, подумал бы, что говорят о каком-то разбойнике. Хуже всего, что дед говорит о вещах, о которых Глеб и понятия не имеет, — о разбитых лампочках в подъезде, о пропавшем с веревки белье. Но когда дед перешел на кошек, которым хвосты отрубают, Глеб не выдержал. Вбегает в комнату и кричит:
— Неправда это! Неправда!
А дед словно обрадовался его крику.
— Вот, — говорит, — полюбуйтесь. Теперь он меня, старого человека, вруном называет.
Все сидят с каменными лицами, то на Глеба смотрят, то на деда. А Дима даже за голову схватился. Папа встает, вытирает зачем-то салфеткой лицо и еле слышно спрашивает Глеба:
— Так что здесь правда, а что… неправда?
Последнее слово он тяжело произнес. Папу понять можно. Нелегко ведь сказать пожилому человеку, что тот обманывает. Но и поверить всему, что он о Глебе говорит, тоже нельзя.
— Почти все неправда! — говорит Глеб и кулаки изо всех сил сжимает, чтобы слезы сдержать. — Только про песок правда, но я его не разбрасывал по всему двору, а взял немного руки отмыть. И про дерево. Игорь на него мою шапочку забросил. Что же, оставлять ее там? При чем здесь белье и кошкин хвост?
Папа еще раз салфеткой лицо вытер, но на этот раз заговорила мама, а не он.
— Окажите, — спрашивает она деда, — ваша фамилия Проценко?
— Проценко, — отвечает тот. — А какое это имеет значение? Вы вместо того, чтобы фамилии спрашивать, лучше бы сынков своих…
— Ну, вы уж позвольте нам самим решать, как сыновей воспитывать! — не дает ему договорить мама. — Наши дети, если хотите знать, никогда не обманывают. И мы им верим.
— Хотите сказать, что это я вру? — повысил голос Проценко.
— Я хочу сказать, что очень благодарна за участие, которое вы принимаете в наших детях. А сейчас извините, мы собрались обедать. Нельзя ли отложить этот разговор?
Дед Проценко уходить не хочет. Получается, что ничего он не добился. Никто Глеба не ругает, а, похоже, даже защищают. И еще, как Глеб заметил, очень ему не понравилось, что мама фамилию спросила. Только он снова рот раскрыл, поднимается дядя Гарик и медленно, каждое слово отдельно, говорит:
— Вы же слышали, папаша, мы собираемся обедать. Сейчас я еще один стульчик принесу. Сядем рядком, выпьем по рюмочке за подрастающее поколение. Пусть оно будет умнее и счастливее нас. А мы будем стараться поступать так, чтобы дети не стыдились нас и верили нам.
— Сами пейте! Некогда мне с вами рюмки распивать! — буркнул дед — и побежал к выходу. Но по всему было видно, что очень смутили его слова дяди Гарика.
Мама, когда за ним дверь закрылась, вздохнула и сказала:
— Я так и думала, что это Проценко. Он напротив живет, в пятиэтажке. Весь район терроризирует! Старик ведь этот… — не договорила, посмотрела на Глеба: — Иди руки мой, не стой здесь. Только кран не забудь закрыть, а то опять наводнение устроишь!
Глеб пошел в ванную, и так и не удалось ему услышать, что мама знает о ругательном деде. Зато, когда шел обратно, услышал слова дяди Гарика:
— А ты что, строгий папаша, никогда в детстве по деревьям не лазил?
Папа ему ничего на это не ответил. Потому, наверное, что увидел входящего Глеба.
Когда Глеб тоже сел вместе со всеми, папа налил взрослым в рюмки вино, а Диме с Глебом компот и сказал дяде Гарику:
— Ну, за твой приезд!
— Нет, — отвечает дядя Гарик, — мой приезд уже был. Давайте выпьем за тех, кто рискует жизнью ради друзей. Даже если этот друг — кошка. — И подмигнул Глебу.
И Дима тоже подмигнул. Папа заметил и спросил:
— Что это вы размигались?
Знал бы он про автобус, не улыбался бы, наверное, сейчас. Глеб посмотрел в угол дивана и увидел голубого осьминога. Все это хорошо, конечно, но как же теперь с Логом будет? Может, прав дядя Гарик и Лог опять появится на экране, когда Глеб останется в комнате один? А если нет? Вот уедет дядя Гарик, и даже поговорить о Логе не с кем будет. И вдруг Глеб вспомнил, как дядя Гарик сказал, что заехал «на пару деньков». А эта «пара» уже прошла. Что же получается?..
— Дядя Гарик, вы еще долго у нас поживете?
— Нет, надо ехать, — отвечает дядя Гарик. — Заканчивается отпуск, ничего не поделаешь. Теперь ваша очередь гостевать.
— А когда вам надо ехать?
— Да сегодня и надо. — Посмотрел на часы: — Чуть больше четырех часов до отхода поезда осталось.