— Спасибо, спасибо! Значит, послезавтра приду.
И они распрощались. Сергей Алексеевич аккуратно уложил банку на дно своей полотняной дорожной сумки, вышел за калитку, задвинул щеколду, в последний раз глянул на окошко той комнаты, где находился портрет, и двинулся по дороге.
— Да уж, в наследство достался, как же! — хмыкнул он про себя. — Нет, с этим портретом явно что-то не так… И откуда он здесь? Где ты раньше жила-поживала, душа моя? — вдруг обратился он в мыслях к той девушке. — Где сейчас твои внуки, правнуки и были ль они у тебя?
Он должен был разузнать все о ней. Сергей верил: ничего случайного в жизни нет, каждая встреча для чего-то бывает послана… А эта встреча с девушкой на портрете казалась столь неизмеримо важной, столь выпадающей из обыденности, что он понял — в ней скрыт особенный знак. Некий свыше посланный знак, говорящий: смотри! Жизнь твоя — на краю, она набирает разбег, и не жди, не медли — лети! Обретай крылья! Все в нем ожило, наполнилось волей к жизни, сознанье прояснилось и задышало… Сергей явно увидел две вехи у себя на пути, и первую, такую тревожную, ранящую — призрак упавшего в колодец ребенка.
Он вдруг резко остановился — а может… то был не ребенок! Сережа много слыхал рассказов о кикиморах, домовых, о стихийных духах, которыми полнилась живая природа в языческом сознании наших предков. Он всегда относился к подобному со скептицизмом, с насмешкой интеллигента, отвергающего бабьи сказки. Но этот призрак… Наваждение. Стрелка на карте жизни, предупреждение об опасности…
И второй знак — портрет — зримо явленное на полотне ангельское присутствие. Свидетельство знающего… Этот знак ведет его к светлой цели, но какой? О том он не знал. Но верил: эта дорога в лето изменит что-то в его судьбе. Что-то доброе с ним случится. Что-то сбудется!
Сергей видел перед собой сияющие глаза, лилейный стан, а над образом девы — покров ангельской благодатной защиты. И когда он вступил в лесок за деревней, ощутил вдруг чье-то невидимое присутствие — что-то незримо сопутствовало ему. Сергею почудился шелест крыл — нет, не почудился, он ясно его услыхал. И почему-то перекрестился.
Глава 3
Письма
Когда Сергей Алексеевич отлеживался в доме у Любы, наши путницы, Вера и Веточка, уже достигли края деревни. Справа у последнего к краю дома горел высокий костер — жгли мусор, старый хлам, колченогие стулья, поломанные ящики, негодную обувь, какое-то тряпье…
Веточку так и потянуло к костру — в городе не так часто встретишь живой огонь. Подошла, стала всматриваться в языки пламени, а оно трещит, пляшет! Из дома вышел хозяин — здоровенный плечистый детина с рябоватым загорелым лицом. В руках он нес две связки старых журналов, перевязанных бечевкой. В одной связке — журналы «Здоровье», а в другой — какие-то совсем старые, незнакомые, с пожелтевшими от времени страницами. Он швырнул их на землю, рядом с костром.
— Что вы их, жечь хотите? — выговорила осмелевшая Веточка, пытаясь прочесть название старых журналов. Эта связка лежала ближе к огню и корешки их от жара постепенно меняли цвет, коричневея на глазах.
— Старые… — Веточка наклонилась пониже. — «Старые годы»! — прочла она вслух и обернулась к маме. — Мам, жалко как!
— А чего их жалеть, — отозвался хозяин, — только место зря занимают. Этого хлама — как грязи… Невесть сколько на чердаке провалялись — только пыль от них! А читать у нас это старье некому — нам с женой работы невпроворот, пашем тут с утра до ночи. Так что…
Веточка к маме прижалась, глядит, застыла как натянутая струна… И вдруг пташкой к журналам метнулась:
— Лучше отдайте их нам, мы возьмем!
Вера к дочери подошла, руки на плечи ей положила:
— В самом деле, не надо жечь. Если вам они не нужны, мы заберем. Хотите — заплатим.
Она присела на корточки, разглядывая ветхую, поблекшую обложку журнала, лежащего сверху в стопке.
— «Старые годы», тысяча восемьсот девяносто первый год. Ох, да им больше ста лет! Ну что, отдадите?
— Да берите, если не лень тащить! А деньги за что — я их все равно бы в расход пустил… Забирайте, чего там!
Веточка, пискнув от радости, подхватила тяжелую пачку и поскорей оттащила подальше от жадного пламени.
Распрощались с хозяином, за околицу вышли, в лесок пошли. Справа, как и было на плане у них обозначено, потянулись садовые участки за сплошным забором. Тут, не снижая скорости, машина их обогнала — новенькая «вольво», блестевшая как майский жук бронзовик. Пыли-то, пыли — с ног до головы наших путниц окутала, а машина свернула к дачным воротам. Из задней дверцы юркий мальчонка выскочил, прыгнул к воротам, вопит: