— Ты спросил Флетчера, что случилось? Как произошло, что ты похоронил незнакомую девушку под именем своей дочери? — спросил Аск, внимательно глядя на барона Перси. — Ведь он солгал тебе. Умышленно. Негодяй не мог не знать, чье тело привез тебе. Неужели все из-за наследства?
— Я не знаю, — покачал головой Томас. — И слишком счастлив, чтобы выяснять теперь все обстоятельства. Так или иначе, но именно он снова вернул ее мне. Живой. Моя девочка... Если бы я знал. Я бы никогда не прекратил поиски. Я думал, что моя жизнь кончена. Что навсегда потерял ее. Я так любил мать Элизабет, так любил. И она дитя любви. Она родилась для счастья, моя отрада, моя надежда и успокоение. Мое утешение и смысл существования. Не пойми превратно, Роберт. Я люблю своих сыновей, и жену. Но это другое. Нельзя объяснить или измерить мои чувства к Элизабет.
— Я понимаю, — кивнул Роберт Аск, поглаживая чисто выбритый подбородок. — У меня двое сыновей. От разных жен. И я обоих их люблю, но по-разному. Чарльз — мой первенец. Он всегда со мной. А Чарли.... Он другой. Ранимый и чуткий. Всегда под крылом матери. Его пугает то, во что я ввязался. Поэтому его сейчас здесь нет. Я оставил его, что он позаботился о матери. Кто-то должен быть с ней, если я ....
— Нет, не думай, Роберт. Не думай о плохом. Теперь все будет хорошо. — горячо заверил друга Томас.
— Да, Перси, ты прав. Ты прав.
Элизабет медленно приходила в сознание. В ее глазах все еще стоял туман, но она уже чувствовала себя гораздо лучше. Силы постепенно возвращались. Она села, откинув в сторону теплой одеяло, и огляделась. Девушка обнаружила, что находится в небольшой и уютной спальне с плотно закрытыми окнами. На ней одето чистое белье, и она не ощущает больше пронизывающего холода. Волосы все еще влажные, на коже восхитительный запах душистого мыла.
Она и не думала, что так мало человеку нужно, чтобы ощутить себя счастливым. Ее взгляд устремился к единственному источнику света и тепла в комнате. Пылающий камин, в котором весело потрескивали дрова, неровными бликами освещал скромную обстановку, окружающую проснувшуюся Элизабет. На столе, возле кровати, стоял поднос с богатым ужином. Дрожащими руками она потянулась к все еще горячим булочкам, обильно смазанным джемом. С наслаждением втянув аромат свежего хлеба, она почувствовала голодные спазмы в желудке. Она смогла съесть только две булочки и выпить стакан молока. Сказалось слишком долгое недоедание. Утолив голод, девушка нашла на кровати аккуратно разложенное красивое голубое платье с белыми кружевными оборками и длинными сборчатыми рукавами, теплые чулки и маленькие красивые туфельки из мягкой кожи, расшитые бисером, а в шкатулке возле подноса с едой — ленты, гребень, многочисленные заколки и шпильки.
Элизабет с трепетом касалась дорогой и красивой ткани платья, не веря в свое счастье. Неужели все закончилось? И долгий путь, полный мучений, лишений холода и голода, наконец, пройден? Она не дома. Но это и не важно. Элизабет нашла отца, а вместе с ним — мир и покой для своего сердца.
— Вижу, что вам уже лучше, — мягко произнесла неожиданно вошедшая в комнату женщина. Элизабет вопросительно подняла на нее глаза. Походка гостьи была уверенной и размашистой, движения резкими, совсем не женственными, но в строгих и грубоватых чертах ее лица проглядывались аристократические корни. Она была хорошо, но просто одета и держалась независимо и легко.
— Меня зовут Мэдж, Мэдж Чейн, — с улыбкой сказала женщина, присаживаясь на край кровати. Ее теплая рука уверенно коснулась лба Элизабет. — Жар сошел. Это хорошо. Вы поели?
— Немного, — растерянно кивнула Элизабет. — Так долго голодала, что сложно привыкнуть к изобилию.
— Ясно, — темные глаза Мэдж излучали тепло и радушие.
— И я позаботилась о тебе, пока ты была без сознания. Мои подруги помогли мне вымыть и переодеть тебя. Ты совсем мало поспала. Уверенна, что не хочешь еще отдохнуть?
— Я хочу увидеть отца, — прошептала Лиз. — А потом я отдохну. И... Спасибо вам, Мэдж. Я могу вас так называть.
— Конечно. Мы все здесь, словно братья и сестры. Одна большая семья, объединенная одной целью — вернуть Бога в сердце нашего короля.
— У вас благая цель, — осторожно произнесла Элизабет. Она еще не знала, как сказать этим добрым людям, как безнадежны их попытки. Генрих Тюдор никогда не услышит их. Из того, что успела узнать о нем Элизабет, она ни капли не сомневалась в его полном бездушии и безбожии.