— Кто же ты? — прошептала Элизабет, скользнув взглядом ниже. Комок застрял в горле, когда она заметила на шее красавицы знакомое до боли изумрудное ожерелье, и серьги, на которые она ранее не обратила внимания, пленная удивительными глазами девушки с портрета. Элизабет отказывалась верить тому, что видит. Красивое богатое платье нежно-зеленого цвета из дорогой парчи, украшенное драгоценными камнями и расшитое золотыми нитями. То самое платье, которое привез ей в качестве подарка Алекс Флетчер, барон Ридсдейл. Платье и изумруды, принадлежавшие когда-то другой.
Элизабет пошатнулась, от охватившей ее боли. Приступ оказался таким резким, что у нее перехватило дыхание и потемнело в глазах. Нет сомнений, девушка с портрета умерла. И скорее всего, по вине Алекса. Как иначе ее платье и драгоценности оказались у него? Та часть ее души, которая еще верила в его невиновность, шепнула ей, что у всего есть объяснения.
Может, эта девушка как-то связана с бароном? Родственница, кузина, любовница.... Но другая, та, что давно не лелеяла надежд, поведала другую правду. Алекс был здесь. Он видел этот портрет и эту девушку. Платье и драгоценности — трофей и память о совершенном преступлении.
И лишь для того, чтобы подтвердить свои догадки, Элизабет встала на колени и прочитала надпись внизу портрета, выведенную красивыми золотыми буквами. Мария Дарлинг, графиня Мельбурн. 1535 год.
"Я твой самый страшный кошмар, дорогая баронесса. Я граф Ричард Мельбурн. И у вас есть кое-что, что принадлежит мне".
В один миг все встало на свои места. Элизабет упала на ковер, лишь чудом не опрокинув подсвечник с горящей свечой.
В мире не осталось ничего святого. У Бога есть причины гневаться на смертных. А у каждого смертного найдется причина, чтобы убивать и мстить. Но там, в тени этих битв, в руинах распрей между сильнейшими, есть те, кто должен стать жертвой на алтаре сражений, и их кровь, их слезы омоют истории о победителях и побежденных. Нет никакой правды, никакой силы, никакой веры, нет ничего святого в войне, и никакого оправдания мести, если слезы проливают невиновные. "Разве мои слезы могут заглушить чью-то боль?", сокрушаясь, думала Элизабет Невилл, глядя, как неровные языки свечи откидывают кривые тени на портрет Марии Мельбурн.
" Мы обе пострадали в бойне, затеянной нашими мужьями. Испытав все муки ада на грешной, окропленной кровью земле, там, на святых и укутанных покоем и бесконечностью небесах, ты продолжаешь плакать, глядя на деяния своего мужа. Видимо, твоей любви и молитв ему было недостаточно. Недостаточно, чтобы жить дальше, оставшись человеком, которого ты знала".
— Ты нашла нитки? — спросила Мэри Бренон, взглянув поверх своего рукоделья, на вошедшую Элизабет. Белизна лица и растрепанные волосы сразу бросились в глаза Мэри. Взгляд таил отрешенность и печаль. Она молчаливо приблизилась и села рядом с подругой, прижав руки к груди.
— Что случилось, Лиз? — встревожено спросила Мэри, тронув Элизабет за плечо. — Тебя кто-то обидел?
— Нет, Мэри. Никто не обидел. Я не нашла нитки. Извини меня.
— Ничего страшного. Ты не должна извиняться. Используем другой оттенок. Все равно никто не заметит. Ты уверена, что ничего не случилось? — девушка обеспокоенно заглянула в глаза подруги, но, как всегда, ничего не смогла в них прочитать. Элизабет Невилл, как никто другой, умела скрывать чувства и эмоции. Ее глаза всегда были холодны и спокойны. Иногда в них вспыхивал гнев, но и это в последнее время случалось крайне редко.
— Мэри, а граф был женат? — спросила Элизабет спустя какое-то время. Лицо Мэри напряглось, она, прищурив глаза, посмотрела на тщательно разглаживающую на коленях ткань рукоделия девушку.
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты бы сказала мне, или нет? Тебе приказали ничего мне не рассказывать?