Уже давно стемнело, и небольшую гардеробную освещали лишь несколько свечей, когда девицы с облегчением вздохнув, закончили свой долгодневный труд. Они пропустили обед и ужин, и теперь чувствовали себя утомленными и умирали от голода.
— Перекусим на кухне. Месье повар давно спит, и не станет журить нас за позднее бродяжничество по его епархии, — прижав ладонь к бунтующему желудку, предложила Мэри. Элизабет согласно кивнули.
Несмотря на поздний час, на кухне кипела жизнь. Кухарки и прислуга готовили продукты для завтрака, мыли котлы и вертела, стирали скатерти, натирали полы. Словом, создавалось впечатление, что кухня никогда не спит. Жена повара, мадам Мадлен Дюваль угостила голодных юных тружениц теплым молоком и хлебом, а также выделила по куску нежного лосося, оставшегося после ужина графа. Элизабет быстро наелась, и поделилась рыбой с кошкой, которая терлась об ее ноги и мурлыкала.
— Лиз, негоже кормить Твини лососем. Ты совсем ее избаловала, — пожурила девушку Мадлен. Полная и суетливая женщина с всегда потным лицом и выбивающимися из-под чепца рыжими кудряшками, была добра к Элизабет, в отличие от ее мужа, и не раз тайком присылала ей с какой-нибудь неболтливой кухаркой лакомый кусочек.
— Извините, мадам Дюваль. Твини меня разжалобила своим мяуканьем. Я больше не буду.
Мадлен погрозила девушке пальцем и добродушно улыбнулась.
— Ну, как граф? Все обошлось, детка? — спросила женщина.
— Вроде, — вымученно улыбнулась в ответ Элизабет.
Утолив голод, девушки поспешили убраться с кухни, чтобы не пропитать свои скромные платья запахами еды и бараньего жира.
Всполоснув в тазу лицо и руки, Элизабет расправила перед собой гобелен, критически разглядывая совместную с Мэри работу.
— Совсем незаметно, что платье Гиневры вышито разными тонами красного, — сделала вывод Лиз Невилл.
— Совсем неплохо, я тебе скажу.
— Еще бы, — самодовольно хмыкнула Мэри.
— Я не умею плести косы, но вышивание и шитье у меня в крови. Ты понесешь графу сейчас? Можно, отложить и до утра. Не стоит тебе появляться в его покоях так поздно.
— А, если он явиться сам? — в глазах девушки мелькнула тревога.
— Брось, он и думать забыл о своем приказе, — отмахнулась Мэри.
— Но о рубашках Мельбурн не забыл, хотя прошло столько месяцев. Я передам работу пажам, которые дежурят у дверей. Не вижу смысла лично вручать ему гобелен.
— Это разумно, — согласилась Мэри. — Наверняка, граф уже давно спит. Давай, беги скорее, а я приготовлю нам ванну.
— Ты просто чудо, Мэри, — сверкнув улыбкой, сказала Лиз, хватая в охапку объёмный плод своих трудов и выбегая в коридор.
Длинные коридоры встретили ее осенней прохладой, и не самыми приятными ароматами. Запах гниющего дерева и крысиного помета ударил в ноздри, и Лиз раздраженно поморщилась. На протяжении последних месяцев десятки рабочих вели восстановительные работы в комнатах замка, но до коридоров дело еще не дошло. Крысы, мыши сновали почти по-хозяйски из угла в угол, приводя Элизабет в ужас. Даже огромное количество кошек, которые тоже не стыдились справить нужду в коридорах и комнатах замка, не могли справиться с мелкими тварями. Лиз с грустью вспомнила светлое и уютное поместье, в котором проходило ее детство. Там был совсем другой мир, чистый и изысканный, и запахи не вызвали брезгливое отвращение.
Слуги, и гости замка давно разошлись по своим комнатам, факелы и светильники, встроенные в стены, горели через один, погружая бесконечные влажные коридоры в зловещий полумрак. Ни одна живая душа не попалась ей навстречу, пока она добиралась до покоев графа. Лестница, которая вела в его башню, удивила ее чистотой и хорошим освещением. Видимо, Роберт на славу потрудился, чтобы угодить хозяину.
Вспомнив о сэре Роберте, Элизабет невольно улыбнулась. Такой хороший человек. Немного грустный, и порой, немногословный, но единственный из мужчин, обитающих в замке, проявивший к ней участие и заботу. А как он поддержал ее после случая с Купером. И в тот, другой раз.... Зубы девушки плотно сцепились, стоило ей вспомнить о пережитом жестком оскорблении. Роберт Холл не мог спасти ее тогда, но он один сочувствовал ей, сам заплатил лекарю. Она обязана ему жизнью.