Мускулистый молодой человек, скинув куртку, нырнул с обрыва. Поплыл, рассекая воду мощными гребками. Подвел руки под тело Элио, а потом, посмотрев на берег, поднял вверх кулак с оттопыренным большим пальцем — мол, все в порядке. Все в порядке, хотя вода, там где они барахтались, побагровела от крови. Баберски со скрежетом развернул треногу, направив объектив в сторону моря.
— Да что это с вами? — заорал на него Гривен.
Баберски очень по-немецки — дескать, приказ есть приказ — пожал плечами.
— Подумал, что вам захочется сохранить такой сувенир.
Где-то неподалеку завыла полицейская сирена, заработала трещотка «скорой помощи». Толпа зевак, уже выскочивших на берег, преграждала дорогу к безжизненной фигуре, распростертой на песке. Медики забинтовали ему грудь и унесли Элио на носилках. Нет, Элио, ты ведь знаешь, я имел в виду нечто совсем другое. Хорошо было бы, конечно, признаться, да только в чем? В убийстве методом загадывания желания?
Гривен что было силы принялся крутить педали, поспешая за каретой «скорой помощи». Никому не нужно было объяснять, в какую больницу и что за несчастный случай. Вся крошечная страна, казалось, уже знала о катастрофе, руки услужливо потянулись, указывая ему дорогу в отделение экстренной помощи.
Но доктора и сиделки пробегали мимо него. Нет, господин Чезале в операционной. Извините, о состоянии ничего не можем сказать. Извините, извините.
Скамья взывала: сядь и подожди. Гривен, уставившись на стенные часы, следил за тем, как минутная стрелка вновь и вновь бежала по кругу. Но вот послышался стук знакомых каблучков в дальнем конце коридора. Все еще в костюме для съемок, Люсинда беспомощно всхлипывала, дав горю лишь первый выход.
Что стряслось, Карл? Да, знаешь ли, дорогая, я убил его — взял и убил. Нет, этого он не сказал. Он сказал не совсем это.
— Все произошло в моем присутствии, понимаешь? Просто анекдот!
Но Люсинда не оценила юмора.
— Черт тебя побери, — без истинной злобы в голосе сказала она, хлопнув его по плечу. — Машины, сплошные машины — больше тебя ничего не интересует. Сколько еще «Бугатти» ты намерен разбить?
Усталая, она тут же заснула. Гривен принялся гладить ее по волосам, испытывая какое-то странное греховное утешение при виде длинной череды незадачливых самоубийц, порезанных в пьяной драке матросов, избитых жен. Весь мир представлял собой сплошной бардак, а не только тот, в котором обитал он сам.
— Прошу прошения.
Доктор, причем новый; он мягко улыбался, дожидаясь, пока проснется Люсинда.
— Мне кажется, вы хотели узнать. Мсье Чезале забылся спокойным сном. Настолько спокойным, насколько спокоен может быть сон при контузии, ожогах третьей степени, переломах руки, ноги и четырех ребер. Осколки одного из ребер проникли в левое легкое. Нам с ним пришлось повозиться, и сперва мы очень за него беспокоились.
— А можно нам повидать его? — спросила Люсинда, заранее побледнев на случай, если ей это разрешат. Доктор одобрительно блеснул глазами.
— Пару минут, не больше.
Пока они шли по коридору, Гривену внезапно захотелось, чтобы само его тело подняло бунт и понесло его в противоположную сторону, подальше от указующего и обвиняющего перста Судьи. Что бы ни случилось, ты, Карл, как всегда, виноват во всем. Что ж, по крайней мере, Элио не удастся спрятаться за этими чертовыми очками.
Отвратительная мысль, бестактная и безвкусная. Доктор подвел их к фигуре, словно бы извлеченной из египетской пирамиды. Глаза Элио оставались чуть ли не единственными незабинтованными точками, да и для них в перевязках оставили только узкие щелки.
«Нам удобно?» — Доктор занялся своей рутиной, поправляя подушки и повязки. Безутешный вздох, пальцы Элио потянулись к блокноту с карандашом, которые оказались вне зоны досягаемости.
Доктор вложил их в единственную здоровую руку Элио.
— Не надо утомлять его, — прошептал он столь таинственно, словно подобную информацию нельзя было донести до слуха пациента. — Сиделка скажет, когда вам надо будет уйти.
Они посмотрели друг на друга вызывающе, так, во всяком случае, определил это Гривен. Люсинда отчаянно просигналила ему бровями: давай начинай! Нет, сначала ты. Нет уж, прошу тебя, я потом. В конце концов ей пришлось взять инициативу на себя: деликатным движением она едва прикоснулась к плечу Элио.