– Я занят важными делами, понимаешь? Раздражаешь одним своим видом, поиграй сам и не беспокой меня.
Соболь обиженно повилял большим хвостом, прошел к углу стены и с совершенно расстроенным видом свернулся там калачиком.
В этот момент Пин Ань вернулся и с первого взгляда понял, что Цзин Ци в плохом настроении. Поджав губы, он предусмотрительно остановился в дверях, не решившись идти внутрь:
– Господин, он говорит, что если вы живы, то он хочет видеть вас, а если мертвы, то ваше тело.
– Почему он такой почтительный сын? – фыркнул Цзин Ци. – Иди скажи ему, что в случае смерти этого князя ему нет нужды забирать тело.
Пин Ань выглянул наружу.
– Судя по вашим словам, вы поссорились с юным шаманом, да? Вы устраиваете это представление с самого рассвета, а уже полдень. Что же такого серьезного произошло, что вы не хотите нормально с ним поговорить?
– Меньше интересуйся тем, что тебе не следует знать, – Цзин Ци холодно взглянул на него, протянув высушенное и запечатанное письмо. – Найди надежного человека, который передаст это господину Лу Шэню. Передать лично в руки.
Пин Ань кивнул, взял письмо, сделал два шага назад, а затем повернул голову.
– Господин, вы заставили юного шамана столько ждать, и все напрасно. Не боитесь, что он ворвется сюда через минуту?
– Разве этот князь не окружен имперскими гвардейцами, которым платят за их работу? Ты считаешь княжескую резиденцию Наньнин огородом, раз говоришь, что в нее можно ворваться? Если я сказал, что не хочу его видеть, значит, не хочу. Он сам решил ждать.
Подняв глаза и увидев Пин Аня, что до сих пор глупо стоял в дверном проеме, Цзин Ци еще сильнее разозлился.
– Ты тоже вон отсюда! Хватит мельтешить перед моими глазами!
Пин Ань скривился и тихо выскользнул наружу вдоль стены.
Цзин Ци небрежно взял книгу. Открыв ее, он долго смотрел в текст, но не прочитал ни единого слова. Одним движением руки он бросил ее на пол, как раз в сторону маленького соболя. Тот благоразумно отпрыгнул назад, но затем снова подошел и обнюхал ее. Цзин Ци глубоко вздохнул, закрыл глаза и прислонился к спинке кровати.
Возможно, почувствовав, что оставаться здесь дальше не стоит, соболь выпрыгнул в окно. В комнате, где раздавалось одно лишь дыхание Цзин Ци, воцарился покой.
Цзин Ци понимал, что У Си слишком много выпил вчера и что произошедшее оставило после себя много проблем, но не знал, вспомнит ли У Си что-нибудь, когда протрезвеет на утро. Не знал он и то, как вести себя, поэтому решил спрятаться, как последний трус. Когда У Си проснулся, Цзин Ци сбежал в свою комнату в надежде, что тот сам вернется в свое поместье.
Поскольку случившееся вышло столь неловким, У Си, если воспоминания остались при нем, должен был проявить благоразумие и молча уйти.
Но, к сожалению, юный шаман Наньцзяна благоразумием не отличался и на этот раз остался верен своей прямоте и бесстыдству [2]. Несмотря на сказанное ночью, он не испугался и не спрятался, а с рассвета ждал снаружи, желая увидеть его.
[2] 死猪不怕开水烫 (sǐzhū bùpà kāishuǐ tàng) -- букв. мёртвая свинья ошпариться не боится, обр. все равно, быть безразличным к чему-либо; обр. наглый, бесстыдный.
Спросонья услышав шум, Цзин Ци почувствовал, как разболелась голова, и сразу же приказал Пин Аню найти какой-нибудь предлог, чтобы отказать ему во встрече. Нежелание видеться было очевидно, а У Си всегда считался проницательным человеком, так что он должен был уйти, верно? Но князь еще не знал, что недооценил ослиный нрав юного шамана Наньцзяна.
У Си обладал манерами сборщика налогов. Он стоял прямо, словно кисть, ясно дав понять своим видом: «Если ты не выйдешь и не дашь мне объясниться, я не уйду».
Видя, что солнце уже почти добралось до вершины неба, Цзи Сян осторожно толкнул дверь и спросил:
– Господин, подать вам еду?
Цзин Ци скользнул по нему взглядом. Сначала он кивнул, а затем покачал головой:
– Забудь. Я встал не так давно, и завтрак все еще стоит комом в груди. Идите поешьте сами, мне ничего не нужно.
Цзи Сян знал, что он недавно разозлился на Пин Аня, и не осмелился трогать его. Кивнув, он собрался уйти, как вдруг услышал оклик Цзин Ци:
– Иди поговори с шаманом. Заставь его уйти, хорошо? Через несколько дней у меня снова будут силы на разговор с ним. К тому же император ограничил мои передвижения, поэтому часто принимать гостей будет неприлично.
Вскоре после того, как Цзи Сян ушел, во дворе началась суматоха. Нахмурившись, Цзин Ци не удержался и встал с кровати, чтобы осторожно выглянуть в окно. Со своей позиции он увидел У Си, что одиноко стоял в воротах двора. Цзи Сян, кажется, сказал ему что-то, из-за чего У Си вдруг вспылил и попытался ворваться внутрь.
Стража, согласно указу, преградила ему путь. Не в силах чем-либо помочь, Цзи Сян попытался его успокоить.
– Бэйюань! Цзин Бэйюань! – закричал У Си во весь голос. – Выйди и поговори со мной! Ты уже все знаешь, так что же ты за человек, если прячешься сейчас?! Выходи!
Охраняющие внутренний двор стражники не были ровней У Си, но, к счастью, тот не собирался им вредить. Выхватив оружие из их рук, он бросил его на землю, а затем ударил по нескольким акупунктурным точкам, временно лишив их способности свободно двигаться.
Цзи Сян хотел помешать ему, но не осмелился, поэтому мог лишь преследовать его с криками:
– Шаман! Юный шаман!
Никто не преградил ему путь, но У Си засомневался. Некоторое время он стоял во дворе, хмурясь и сжимая кулаки. В полностью черной одежде, он стоял прямой, как струна, и невероятно упрямый, пристально глядя туда, где находился Цзин Ци.
Сила его упертости… действительно заставила Цзин Ци помучиться головной болью.
У Си превосходил других людей, потому что у тех были слабости: все они находились во власти обмана и расточительства. В жизни Цзин Ци было бесчисленное множество коварных лжецов и льстецов, скрытных, благородных и низких людей, но ни одного такого же искреннего ребенка, как У Си, который шел своим путем без всяких сомнений.
Цзин Ци потер переносицу. Вздохнув, он вышел и прислонился к дверному косяку, равнодушно посмотрев на У Си.
У Си на мгновение вздрогнул под его взглядом, но потом снова выпрямился.
– Ты поднимаешь шум с самого рассвета. Что такое ты не сможешь сказать мне через несколько дней? От этого шума у меня болит голова.
Цзин Ци уже привык начинать разговор с бессмысленных слов.
У Си замер на месте. Так и не оценив старания Цзин Ци, который придумал удобный способ избежать этого разговора для них обоих, он произнес:
– Вчера я перепил, но помню все, что сказал тебе. Я правда так думаю.
На какое-то время Цзин Ци замолчал. Он до сих пор не мог привыкнуть к его прямолинейности в выражении мыслей и чувств, что превышала всякий здравый смысл. Долгое время спустя он очень спокойно поднял голову, но больше не смотрел на У Си.
– Скажи всем отступить, – обратился он к Цзи Сяну. – Ты тоже уходи. Если… хоть слово из того, что было сказано сегодня, просочится наружу, то не обвиняйте потом этого князя в безжалостности.
По его тону Цзи Сян понял, что он не шутит, немедленно отпустил всех и удалился сам.
Собравшись с мыслями, Цзин Ци повернулся к У Си:
– Будем считать, я никогда не слышал всего сказанного вчера. Теперь уходи.
– Сказанные слова уже сказаны, – взволнованно ответил У Си. – Ты же их слышал, как ты можешь делать вид, что нет?
– Это уже мое дело, – тихо сказал Цзин Ци. – Юный шаман, мы друзья и не должны… усложнять друг другу жизнь.