Светлый осколок погиб очень быстро,
Ведь пуля на сцене пронзила его.
Темный погиб от чьего-то садизма,
Оставив показ наш совсем без всего.
Третий осколок в момент героизма
Пулю в грудь принял уж слишком легко.
Четвертый же шел по пути эгоиста,
Был слеп, и ь̵̛̜̂̾̌̎̾́̋͘о̸̬͉̜̫̘̐͌̿̇͛̏̋п̵̛̤͇̗̳̭̰͈̣̺̬̙̖̰̞̈́̔̃́͗̈́̿̌̆͛͐̆̒͜͝͝д̴̨̧̯̠͕͇̮̖̑͒̔̈́͋̃͌̀̈́̇̚͝͠в̶̧̨͈̬͖̯̱̝͍̪̿͛̈́̅̔͘͜͠е̶̡̨͕͎̤̬̥͕͕̻͖͋͒͌͌̀͛̐̓̀̉́͘͜а̷̛̠͇͙̜̓̌̿̇̍̏̆͌̎̏͌͑͋̕т̸̧̠̠̬͚̤̥͈̀̒̓͆́͋̚л̷̧̢̡̧͔͚͓͙͖̦̤̲̙̮̲̈̌͌͌̄̈́͗̐̇͂͗́̕̚̕͜т̵̧̬͓͇̰͚͔̩͚̞̤̭̰̝̯͔͇̑̃̂̏̎̎͘е̵̻͇͎̙̽͒̾̔̔̋͐͐͛͑͗̈́͌̓̚͝͠ͅс̷̘͗̿̍̈͆͛̾̅́р̸̟̦̯͕͐͑̍̄͂̀̈̚͝͝ «съело» его.
На пятом осколке был плащ моралиста –
Хотел отомстить, но в эфире «того».
Смерть шестого наполнена темным трагизмом,
Ведь и̸̰̽̀͝р̵̨̝͓͍̭̫̜͎͓̳̯͌̅͗̓͋̊́͆̉͛͊̅̓̕͝у̷̢̲͍̦̦̬̬̀̏̋̃͊̿̓̍̂̌̽͊͜͝͝и̸̛̳̫͓̪̻͕̫̥̃̇̀͆͌̎̈́́͝ͅ ̴̛̗̲̙͓̱͇̎̓͆͊̅͑̅́̓̽ͅд̵̺̦͉̰͚̯̪͓͉̖̼͚̞̽̈͌͊͌́͠ͅͅр̵̩͙̦̬̈́ы̶̘̹̤̣̺͖͕͉̭͈̟̜̠̭̲̞̌͒̍͂̇̉̄̄̕ͅн̵͇̣̥̗̦̯̗͚̏̅̚ͅо̵͉̝̪̘̓е̵̨̛̖̘͚̘͎̼̗͔̬͍̠̼̟͛͐̍̀̓͌͂̾͊̅͐̆ͅ убили его.
Последний осколок месть освободило,
Круговорот оно завершило.
Последний осколок – последняя сила,
Надежду конца оно ухватило.
Нет ни единого музыкального инструмента: оркестром является природа. Мелодии напевает трава, которая тихо шумит под ногами людей; протекающая рядом речка добавляет своим журчанием благозвучия и звонкости; потрескивания бревен и костра распыляются в музыке, словно песчинками ритма. Красные языки пламени движутся в такт со словами, словно и они готовы присоединиться к танцам людей и пепла. С каждой строчкой песни они пускаются в пляс с новой силой – интенсивнее да интенсивнее, энергичнее да энергичнее. Эти слова, словно древнее магическое заклятие, вселяют жизнь в костер, мягкую душу, шебутной характер. И глазом не успеешь моргнуть, как посреди пламенного бутона уже стоит человек, сотканный из огненных язычков. Огонь – это волосы, огонь – это тело, огонь – это лицо. А язык его – почти неразборчивое хаотичное трещание. Никто из юношей да девиц не разобрал, а, может, даже и не заметил его тихих слов, но их отчетливо услышала одна девица. Это послание было адресовано исключительно ей: «Запомни это, Бен. Это ваша судьба. Прекрати это».
Эти слова нахлынули холодной волной, отчего Бен вскочила с кровати едва не упав – она спросонья запуталась в пледе. Почти вся ночь была абсолютно спокойна, словно штиль: девушка спала крепко и потому не слышала плача и криков матери. На данный момент это последнее, что заботит девушку. Как там мать? Как она провела эти бессонные часы? Как ее самочувствие? А она сама когда-нибудь спрашивала об этом Бен, когда той было тяжело? Так почему сегодня ее должны волновать проблемы матери? В голове шуршит только одна интересующая тема. Что это за человек был в костре? Чувство, что Рубко его уже где-то видела, но вот только где? Наверно, этот вопрос решиться потом, если этот сон что-то да значит. Вдруг от излишка эмоций такую картину нарисовал ее воспаленный разум? А если это вещий сон, то почему так вовремя? Слишком сильное совпадение. Но все решится либо после убийства Алана, то есть отражения чревоугодия, либо после встречи с «костровым» парнем, ибо и вовсе с человеком в маске.
Но стих… С такой легкостью рифмованные строчки никогда не снятся. А вдруг это правда что-то важное? Нечто, что ни в коем случае нельзя упустить? Его обязательно нужно записать, пока он совсем не стерся из памяти. В блокноте с белой обложкой Бен записала каждую строчку. Ровные и маленькие буквы, словно новый заборчик, складывались вначале в слова, затем – в предложения, а после – в само стихотворение. Конечно, пару мелочей напрочь вылетели из головы, но главная суть передана превосходно. Теперь стихотворение не только чарующе звучит, но и выглядит из-за почерка. Если бы не ежедневные прописи в детстве, из-за которых на среднем пальце осталась мозоль, не было бы так элегантно и красиво. Мать стремится к выдуманному идеалу. Ей было важно, чтобы к нему пришла даже никудышная дочь, в том числе и в письме. От этих навязчивых воспоминаний Бен непроизвольно зажмурилась, не желая дальше вспоминать эти изнуряющие тренировки из детства.