Почти сразу после того, как дверца захлопнулась, в комнату влетел врач. По звукам он задыхается от такой разминки, а по голосу – невероятно зол.
— К тебе в комнату кто-то заходил? — ответа ребенка Бен не услышала, но видимо тот ответил «нет», потому что врач ушел.
Подождав пару минут, девочка аккуратно вышла из шкафа и на цыпочках подошла к двери. Сердцу действия кажутся чересчур медленными, ведь оно так сильно колотится, что будто сейчас само готово выпрыгнуть и сбежать. Но Бен сдерживала свои порывы выскочить и бежать: голос разума не давал. Зато она удостоверилась, медленно приоткрыв дверь, что в коридоре никого нет.
— Спасибо, что не сдал. — девочка не стала дожидаться ответа и сразу же побежала в свою комнату, оставив того испуганного ребенка с кучей вопросов.
Две недели. Именно столько времени дали детям, чтобы освоиться, привыкнуть к одиночеству и ближайшей промывке мозгов. Привыкнуть к пресным обедам, завтракам и ужинам. Питались они все вместе, но даже переглядываться было нельзя, хотя дети все равно успевали мельком глянуть друг на друга. Но Бен никого уже не помнит. Столько времени прошло с тех тяжелых дней, а за пару минут сложно было четко рассмотреть черты лица других детей. Каждый прием пищи их пичкали какими-то лекарствами. От чего и для чего не оговаривалось, но все послушно проглатывали. Ведь взрослым виднее. Ведь детям не понять.
Из свободного времени – посидеть в комнате да почитать книги. К слову, не те, что привезли дети, нет. Их почти сразу изъяли. Пациентам дали тяжелые для понимания произведения. В обычный день Бен не прочитала бы Войну и мир», но от безысходности приходилось читать и не понимать текст. Особенно было тяжело с французскими вставками: девочка правда пыталась их читать и произносить, но потом махнула рукой и читала сноски.
Однажды ночью проводили первые процедуры, у какой-то девочки. Это Бен узнала по услышанным крикам, когда вновь пошла гулять ночью. Душераздирающий детский вопль прямиком из противоположного крыла здания, что было в маршруте прогулки. Сначала девочка хотела как обычно сбежать, но любопытство победило страх: Рубко дошла до нужного коридора, заглянула в щель двери, из-за которой доносился визг. Там Бен обнаружила картину страшнее, чем предполагала.
Лазеры. Они ослепляли: казалось, что сейчас они выжгут сетчатку Бен. Смотреть было попросту больно, из-за чего было тяжело в полной мере подглядывать. А что тогда происходило с той девочкой… они медленно выжигали кожу, оставляя ожоги. Глаза были широко раскрыты с помощью специального механизма, как из «Заводного апельсина». Лучи были направлены прямо в зрачки. Бен закрыла рот рукой, чтобы не издать лишнего звука, который мог бы ее выдать. Даже дышать казалось опасно. Она хочет убежать, хочет перестать смотреть, но интерес, любопытство… а с ней будет так же? А если ей будут делать что-то еще хуже? Что-то еще больнее? А если она вообще умрет после этих пыток?!
Десять минут. Столько продлилась процедура той бедной девочки. Как только врачи направились к двери, Бен тут же из оцепенения. Казалось, она никогда не была настолько быстрой, как в ту ночь. На панике, на адреналине за пару минут добежала до своей комнаты и накрылась одеялом с головой. А вдруг сейчас придут за ней?
Но никто не пришел. Всю ночь не Бен не могла сомкнуть глаз, всю ночь ждала свою участь. К утру все ногти на ногах и руках были сгрызены, а красные ранки от заусенцев дополняли этот маникюр.
— На часах восемь утра. Доброе утро, ребята, просыпаемся. — По всей больнице прозвучал чей-то веселый голос в динамиках.
Легко вставать, если не засыпал, верно? Бен, к примеру, с этим полностью согласна. Вся дрожит, глазки бегают туда-сюда от перепуга. При этом спать хочется, но… страшно. Страшно. Страшно! Но еще страшнее – самой попасть на эти пытки и после не проснуться вовсе.
Во время завтра к девочке было больше внимания со стороны ее лечащего врача. Почему-то сегодня Бен ела очень долго, будто заставляла себя проглотить хотя бы один маленький кусочек. Взгляд был прикован к одной точке. А лекарства – отдельная песня: сначала юная пациентка попыталась спрятать их и не проглотить, но это в ту же секунду заметили, поэтому таблетки с металлическим привкусом были приняты насильно. А если они тоже как-то негативно воздействуют на Бен? А вдруг это отрава?
Но еще тяжелее было смотреть на ту самую девочку, которая вчера ночью подвергалась процедурам. Аккуратно наблюдая за ней исподлобья, Рубко заметила вполне очевидные эффекты после ночной катастрофы: неосторожные медленные движения, девочку будто что-то сковывало, словно была одета узкая неудобная одежда. А глаза и вовсе не двигались: она словно ослепла.