Но самое сложное в плане – конец. Надо каким-то образом отправится в нужном направлении и найти дом. Бен не помнит, как они ехали и что интересного видела за окном. Никакой техники, чтобы посмотреть карты, девочка здесь не видела: главный врач не использовать компьютер для ввода данных, а остальные сотрудники не пользуются даже телефонами. Как минимум, такого не было на памяти Бен. Не только детям поставили глупые запреты, но и взрослым.
Значит, есть два варианта: либо искать спрятанную где-то электронику, либо бежать без конкретного направления. Бен отчаянно вздохнула. Снова наворачиваются слезы, а ужин словно напитал тело и мысли силами, отчего снова начало трясти. Бежать страшно, а вот через темный лес, где могут быть волки, так еще и в неизвестном направлении… ну нет! Ну пожалуйста, ну не надо!
А может придумается? Именно так всегда решала девочка в сложных ситуациях, когда долгое время ничего не может решить. В любом случае, сейчас план такой: этой ночью она проверяет, когда врачи ложатся спать и пытается найти документы, а потом отсыпается столько, сколько может. Следующей ночь она сбегает, желательно, чтобы это было успешно. Звучит легко, но как окажется на самом деле – другой вопрос.
До трех часов ночи сложно было продержаться. Бен показалось, что примерно в это время все должны спать, даже ночной дозор. Это уже вторые бессонные сутки. Никогда раньше девочка так долго не бодрствовала. Сегодня, чтобы не уснуть, Бен прикладывала большие усилия: щипала себя, ходила кругами, дошло даже до инсценировки диалога с Билом. Когда она сбежит, будет ли она вообще рассказывать ему, где она была, зачем она здесь и что видела? Он, конечно, примет это, успокоит подругу, даже попытается найти тех врачей и разобраться с ними силой. Но с другой стороны… что-то так предательски шепчет Бен на ушко, чтобы она ничего не рассказывала… недоверие. Это чувство поселилось глубоко в сердце, не дает двигаться дальше. Когда-то он не доверился ей. Так почему она должна сейчас? Бен не хочет делиться своими страданиями с другом. Не хочет делиться опасениями, делиться всей этой мерзкой тревогой. Тревога… она снова медленно накрывает Бен волной. Небольшой холодок пробежал по рукам, которые крепко обнимали Рубко. Интересно, а сейчас Бил волнуется об ней? Она же не успела рассказать, куда уезжает и на сколько. Пытается ли он искать ее? Переживает ли? А если он рад тому, что наконец его избавили от этой девочки? Он же в начале их знакомства не хотел иметь с Бен ничего общего. Да, сам познакомился, но сразу же пожалел, как только та прилипла, словно пиявка. Вполне возможно, что он сейчас спокойно попивает кофе у себя дома. Пальцы начали вытирать слезы, которые начинают медленно течь и обжигать щеки. Что делать? Хорошая ли идея вообще сбегать?
Да. Если Бен не поймают, то она решит все разногласия с Билом. Скорее всего. Да и вообще… вообще, она, вроде, ничем не болеет, чтобы сидеть в этой больнице! Лучше уж быть рядом с другом, которому сложно доверять, чем с врачами-психами.
«Хочу домой. Хочу сбежать. Хочу к брату». — Хочу. Это слово, в какой-то степени, помогает двигаться дальше. Как минимум – не уснуть.
Наступило три часа ночи. Бен представила, как вымышленные часы громко загудели, застучали, зазвенели.
Тихое, безмолвное время. Ни единого звука на первом этаже. Только если хорошенько прислушаться можно понять, что по коридору бродит одна единственная девочка. Нервная, трясущаяся от страха, она топает босыми ногами по паркету. Все время оглядывается, нет ли кого сзади. Никто ли не следит за ней? Никто ли не обнаружит ее? А путь до лестницы на второй этаж был полностью пропитан паникой, напряжением.