Он, не заготовивший сам ни одного пуда хлеба, учил секретарей райкомов, как надобно организовывать борьбу за хлеб. Да мало ли чему учил Родион людей, делающих свое дело с той внутренней убежденностью солдат, для которых ближняя цель естественно сливается с основной целью.
И жизнь постепенно опережала Родиона. Вчерашние ученики начали деликатно обходить своего учителя.
А время загадывало ему все новые загадки. Анастасия вспомнила сейчас, как растерялся Родион в сентябрьские дни 1953 года. «Не понимаю, что творится», — откровенно признался он, стараясь собраться с силами перед очередной лекцией в сельхозинституте.
Восстанавливая в памяти год за годом, Анастасия убеждалась в том, что у Родиона этот недуг хронический и что нужны какие-то радикальные лекарства. Во всяком случае, надо заставить его остановиться, одуматься, пока не поздно. Ведь он бы еще мог кое-что сделать для партии, если бы не эта ржа компиляции, которая лишила его всякой чуткости к окружающей народной жизни. О, компиляция — тяжкая болезнь! Человек с виду будто работоспособен, трудолюбив, но разум-то его давно уже инертен. Компилятор, пугаясь новизны мысли, общественных проблем, мертвой хваткой цепляется за старое,— только бы уцелеть среди этой смелой ломки устоявшихся понятий. Неприятно смотреть на такого со стороны. Однако, каково ей, Анастасии, изо дня в день тратить душевную энергию на бесконечные споры и раздоры с Родионом? Долго ли это будет продолжаться? Нет, он не сильнее, ее, просто он умеет ловко спекулировать тем малым остатком чувств, который время от времени приглушает ее гражданское достоинство.
Анастасия вгляделась в фотографии Мишука и Лели, затененные оконной занавеской, и с болью отчетливо представила себе, как придется выводить их в люди без отца. Неужели все-таки одной?.. И Анастасия вдруг ясно поняла сейчас, что разрыв с Родионом давно уже предопределен этим его отношением к жизни, о котором она раньше и не догадывалась, как не догадываются о редкой и запущенной болезни, трудно излечимой после многих лет ее укоренения... Но, может быть, все успокоится, уладится? Не исключено же, что она преувеличивает свою беду, рассматривая ее вблизи, не видя из-за нее ничего на свете. Однако это же ведь его беда, его! А он спит себе богатырским сном, убежденный в том, что завтра без него не обойдутся. Нет, Родион, завтра тебе станет еще труднее. Ты же в разладе с самим временем, которое умеет ценить только скорый шаг идущих вровень с ним. Правда, время не злопамятно, если у тебя найдутся силы наверстать упущенное. Так что все зависит от тебя, Родион, только от тебя...
Светало. Еще одна бессонная ночь осталась позади. Укрывшись одеялом, Анастасия отвернулась к стенке, чтобы как-нибудь забыться на восходе солнца. Как она устала от этого разговора с Родионом!
А он и предположить не мог, что женская любовь бывает совместима с беспощадным судом над самым близким. Ну да, конечно, женская любовь уступчива, иной раз слишком. Но она же и не оглянется назад, если уж разуверится в своих уступках.
...Чудесен Южноуральск ранней осенью! Утренняя прохлада держится дольше обычного, дышится легко.
Лобов заехал на минутку в совнархоз, подписал срочные телеграммы в Москву и Ярск и тут же вышел из массивного Дома Советов. На площадке у главного подъезда он встретился лицом к лицу с Кашириной. Будто не сразу узнав его, она неуверенно протянула руку, мило пожала округлыми плечами, как бы извиняясь за плохую память.
— Легка на помине, Настасья!— сказал он, с любопытством рассматривая ее, такой самонадеянный, ничуть не сомневающийся в том, что ей. Анастасии, всегда приятно с ним.
— Почему не заходишь?— спросила она, чтобы чем-нибудь сгладить неловкость встречи.
— Все никак не могу акклиматизироваться! Только появился в городе и сразу причислили к лику местников...
Рассказывая о событиях последних дней (будто она ничего не знает), Лобов шел к автомобилю. И Анастасия покорно шла за ним. Он говорил уже не глядя на нее, как в юности, когда Зина, улучив момент, оставляла их вдвоем, чтобы не опоздать на свидание со своим Егором. «Седеет»,— с тихой грустью отметила Анастасия, взглядывая на него сбоку, искоса.
Леонид Матвеевич остановился у машины, гостеприимно распахнул дверку новой «Волги», заговорщическим тоном предложил:
— Прокатимся до Южного поселка.
Анастасия заколебалась: прежнее желание — улететь с ним хоть на край света! — овладело ею, она подалась было вперед, к автомобилю, и сейчас же поспешно отступила. Ей казалось, что каждое ее слово и каждый ее шаг имеют при встречах с Леонидом особое, чуть ли не символическое значение.