Никогда, ни раньше, ни потом, он не видел ее такой сдержанно-веселой, такой смущенно-гордой и в то же время откровенно, вызывающе, что ли, торжествующей. Ни она, ни он не знали тогда, что кратковременные радости в их годы оплачиваются слишком дорогой ценой: взыскательная совесть не списывает долги за давностью лет, предъявляет свои счета с процентами... Теперь Леонид Матвеевич старался реже встречаться с Анастасией, хотя они и без того виделись от случая к случаю. Так началась плата, в рассрочку, за ту маленькую радость в тот вечер. И неизвестно еще, какие претензии предъявит совесть в недалеком будущем, как заблагорассудится ей распорядиться должниками...
Шли декабрьские дни-коротышки. «Не скоро они подрастут», — огорчалась Василиса. Прибыли контейнеры с домашними вещами, и она принялась оборудовать квартиру: расставила мебель, повесила на окна тюлевые занавески, привела в порядок кухню, потом взялась за книги, их уже трудно было разместить в двух шкафах и на этажерке.
— Действительно, тесновато стало! — шутил Леонид Матвеевич.— И когда это мы с тобой разбогатели?
— Сам говорил, что в Южноуральске будем доживать свой век. Или еще куда двинемся?
— Нет уж, хватит, постранствовали.
Пока Василиса занималась хозяйственными делами, «вила гнездо», она и не предполагала, что ей нелегко будет устроиться на работу в областном городе. Но вот она побывала во всех трех институтах — педагогическом, сельскохозяйственном, медицинском — и убедилась, что, оказывается, не просто, даже преподавателю столичного вуза, найти в Южноуральске занятие по душе.
— Не знал, что у «ас такое перепроизводство историков! — посмеивался Леонид Матвеевич.— А историческая наука, впрочем, поотстала.
За историю Отечественной войны только берутся. Больше того, история гражданской войны недописана. Да пора бы уж иметь историю нашего государства, хотя томов на десяток. Как считаешь? Василиса не ответила.
— Я посоветую тебе вот что: походи-ка ты, мой историк, эту зиму в местный архив, покопайся там в документах.
— А это идея,— серьезно сказала Василиса.
— Говорят, что южноуральский архив — бесценный клад для безработного историка!..
И с тех пор она все чаще стала пропадать в уютном особнячке, затерявшемся среди новых больших домов на главной улице города. Здесь ее уже знали и встречали гостеприимно. Давно замечено: архивные работники, живущие прошлым, относятся к своим редким посетителям с подчеркнутым вниманием, точно перед ними гонцы из будущего, ради которого и собирается по строчке вся эта, на первый взгляд, беспорядочная летопись старины глубокой.
Василиса начала не с основания Южноуральска, побаиваясь застрять в восемнадцатом столетии, а с потрепанных подшивок газет времен гражданской войны. Смена губернаторов мало интересна, что же касается Пугачевского восстания, то оно давно изучено до мелочей и историками и романистами. Так, день за днем, и листала она полуистлевшие газеты, отпечатанные на скверной оберточной бумаге, предназначавшейся для купеческих лабазов. Постепенно вырисовывалась длинная цепь событий.
В 1917—1919 годах Южноуральск переходил из рук в руки: сначала его захватили дутовцы, но вскоре красногвардейские отряды вышибли их; потом казацкие сотни опять ворвались в город, и лишь в начале девятнадцатого года была одержана полная победа, хотя весной снова закипели бои на ближних подступах к Южноуральску. Каждый новый год начинался наступлением красных, но к лету соотношение сил складывалось неблагоприятно, фронт вплотную придвигался к городским окраинам. Генерал-лейтенант Александр Дутов метался из стороны в сторону: то на правом крыле восставшего корпуса чехословаков, то на левом крыле колчаковских армий. На своих-то подбитых крыльях он бы не продержался месяца, пусть ему и присваивали очередное воинское звание чуть ли не каждый месяц. В дни затишья, на досуге, этот «Бонапарт эскадронного масштаба», не желая следовать примеру донца Каледина, развлекался на балах в Самарской учредилке, читал лекции о текущем политическом моменте, подписывал смертные приговоры ни в чем не повинным женщинам, продавал свою фуражку в кабаре, на «благотворительном» аукционе, сочинял приказы во славу какой-то проститутки из полевого госпиталя, с надеждой встречал на перроне южноуральского вокзала офицеров союзнических войск и даже, как и полагается «главе государства в государстве», принимал в своей летней резиденции беглого консула Соединенных Штатов. Одним словом, хозяйничал до поры до времени, пока Михаил Васильевич Фрунзе не дал восточной контрреволюции решительного сражения под Бугурусланом, где была наголову разгромлена ударная группировка адмирала Колчака.