— Куда теперь направляешь свои стопы?
— В снаб, за цементом, больше идти некуда, — размашисто махнул рукой Егор Егорович и тяжело двинулся на выход. В приемной он покосился на закопченный обрывок тюлевой занавески, небрежно кивнул секретарше, торопливо вышел в коридор, где с утра до вечера прогуливаются в ожидании приема «чрезвычайные послы» заводов, фабрик, строек.
«Зря не пригласил Егора на квартиру,— пожалел Лобов.— А впрочем, так лучше, пусть помучается без свидетелей. Да у него здесь свояк, есть к кому зайти, есть с кем потолковать до отхода поезда. Вполне возможно, что сей ученый своячок и втолкнул Егора в нежилой «подвал» ведомственного еженедельника...» Ему захотелось вернуть Речку, попытаться еще разок вызвать на откровенность, но, вспомнив, что значит Сухарев для Насти, он отказался от своей мысли.
Нет, нелегко, накрепко связанным одной общей молодостью, обвинять Друг друга в середине жизни: неровен час, уступишь чувству или хватишь через край.
16
Ну и буйные же ветры на Южном Урале!
Разыгравшись где-нибудь в Притоболье, на целине,— там есть где разгуляться, — ветер мечется по всему предгорью, кружит, петляет по склонам диабазовых увалов, прорывается через горловины глухих расселин, взлетает над утесами, падает в поймы рек, и все ищет, ищет выхода из тупика. В конце концов найден удобный коридор, и со всего разгона вымахнет опять же в степь, столкнется с девятым валом разбушевавшегося урагана, вскинется разъяренный на дыбки. Тут-то и. закипает снежный водоворот — света не видать. Горы с их ущельями — певучими трубами — подобны гигантскому органу: они без перерыва, сутки напролет, одну за другой подхватывают могучие, дивной красоты, февральские фуги просыпающейся Сибири.
Ярск расположен как раз в том месте, где набегающие на крутой, берег волны вьюги с грохотом откатываются назад, сшибают гребни, встречных волн, еще не знающих, что ждет их впереди. Возможно, здесь была когда-то глубокая промоина на пути восточного воздушного течения, но со временем тут образовалась сплошная отмель, над ней и в тихую погоду вьется дымок поземки. Сколько снега оставляют позади себя шальные ветры: кажется, под метелку очистят ближние высоты, соскребут даже ледок с посиневшей зяби, но город не обидят, — наметут барханы возле заводских ворот, перехватят высокими плотинами мостовые на перекрестках улиц, залепят окна созвездиями снежинок. Впечатление такое, что где-то за Тоболом заработали чудовищные земснаряды, и бесчисленные пульпопроводы день и ночь намывают вокруг Ярска зыбкие дамбы из белого песка, а мороз поспешно облицовывает их плитами крепчайшего наста.
Второй день над Ярском бушевала предвесенняя метель. И надо же ей было разразиться в это время, когда до пуска агломерационной фабрики оставались буквально считанные дни. Егор Егорович не уезжал домой до глубокой ночи, пока монтажники последними не покидали стройку. С недавних пор он взял за правило каждый вечер заходить в комсомольский штаб, помещавшийся в конторке начальника участка. Еще недавно Егор Егорович с лукавой улыбочкой присматривался к штабу: пусть, мол, позабавятся, изображая из себя строителей, все равно им далеко до молодежи тридцатых и сороковых годов. Но потом он изменил свое мнение. Комсомольские гонцы, командированные на заводы, поставляющие оборудование, оказались лучше профессиональных «толкачей» из управления треста. Молодежные бригады выручили его, Речку, из беды, умело наверстав упущенное время на кирпичной кладке. Теперь и не в меру торжественные речи штабистов на планерках стали нравиться ему. Выйдет какой-нибудь зеленый техник и, обращаясь к директору-заказчику, начнет этак высокопарно: «От имени героического комсомола мы требуем...», перечислит все электромоторы, распределительные щиты, всю аппаратуру,— чего и сколько не хватает для того или иного цеха. Удивительное дело, на заказчика это действует куда сильнее, чем строжайшие приказы высокого начальства.
Вот и сейчас Егор Егорович решил завернуть в комсомольский штаб, поинтересоваться сводкой «узких мест» и тогда уж на покой. Едва он вышел на каменное крылечко, как ветер ударил ему в лицо, сорвал шапку-ушанку с головы, толкнул в грудь так, что пришлось попятиться к двери.
— Шалишь, брат, не на того напал!
Егор Егорович нахлобучил шапку до самой переносицы, поднял воротник овчинного полушубка и решительно зашагал навстречу ветру, задиристому, колючему. Сперва шел довольно быстро, но все-таки вынужден был замедлить шаг, подставляя под ветер то бок, то спину. Пока добрался до аглофабрики, клочковатые брови превратились в сосульки, виски заломило. Отдышавшись немного у заиндевелой стены склада коксика, он сделал последнюю перебежку к главному корпусу, и тут, у подножия башенного крана увидел Инессу, Геннадия и других ребят из штаба.