Все это пронеслось почти мгновенно, обгоняя друг друга, заливая ярким светом прошлое юноши, будто кто-то повернул электрический выключатель, и от этого исчезла темнота, и стало видно все-все, хоть касайся рукой.
Алесь боялся пошевелиться: а что, если вдруг он снова все забудет? Он осторожно повернул голову налево, направо, как бы проверяя, крепко ли держится в нем память, не исчезает ли что-то? И тогда он заметил, как тревожно смотрит на него Марта. А, ведь и правда, она же не понимает, что произошло!
- Марта, дорогая, все прошло! Я помню! Все, решительно все помню! Ко мне вернулась память!
Красивое лицо девушки засияло искренней радостью.
- Ты вспомнил, Алексо! Действительно? И теперь тебя ничего не будет мучить? Вспомнил, кто ты и что с тобой было раньше?
- Да, Марта, да! Все знаю, все вспомнил. Я выздоровел, Марта!
- Да ты и не был болен, Алексо, я тебе говорила, только ты не верил мне, что все будет хорошо!
- Ой Марта, как хорошо! И какая ты умная, какая красивая!
Он вскочил и бросился к девушке. Схватил ее в объятия и горячо поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою безмерную радость. Марта покраснела, она стыдливо сопротивлялась, хотя глаза, большие и блестящие, выдавали ее, красноречиво говорили о такой же радости и волнении.
- Да погоди, погоди, Алексо! Да что же ты делаешь? Ну, погоди! Я тебе говорю, Алексо, - выкрикивала она, едва переводя дыхание.
Но Алесь не слышал ничего и опомнился только тогда, когда услышал удивленный голос Валенто Клаудо:
- Вот это картина! Как я вижу, ты, юноша, времени не теряешь. И Марта тоже тихая - тихая, а видишь, что оно выходит!
2. Не спрашивай меня, Алесь
Теперь настала очередь покраснеть и юноше. Действительно, как-то оно получилось немного не так… Валенто Клаудо стоял у дверей и покачивал головой, поглядывая то на Алеся, то на Марту которые чувствовали себя очень неловко. Первой пришла в себя девушка. Она бросилась к механику и обхватила его шею руками:
- Дядя Валенто, да ты пойми, что произошло! Алексо все вспомнил!
- Что вспомнил? - Не понял сразу Клаудо.
- Все о себе, что с ним раньше было. Мы слушали радио, и вдруг мне повезло поймать московские колокольчики, как они отбивали мелодию… Алексо вдруг побледнел, и я подумала, что он заболел… а он сказал мне молчать, а сам такой бледный и напряженный… а потом все и вспомнил, понимаешь, дядя Валенто? И тогда мы оба очень обрадовались… Ну, и потом Алексо…
- Гм… - Немного недоверчиво пробормотал Клаудо, все еще вопросительно поглядывая на Алеся.
- Это правда, Валенто, - глядя ему прямо в глаза, сказал юноша. - Я не знаю, как это произошло, но я вспомнил все. И теперь ты, наконец, поверишь мне, поймешь что я ничего не хотел от тебя скрывать. Теперь я могу рассказать о себе все-все… всю жизнь!
- Так-таки сразу все и вспомнил? - Переспросил Валенто.
- Не знаю… может, и не сразу, а через несколько минут. Я не могу сказать, как это произошло. Но сейчас будто я никогда ничего и не забывал.
- Ну, тогда мне остается только поздравить тебя, Алесь, - широко улыбнулся честный Валенто Клаудо. Он открыл объятия: - Иди-ка сюда, я тоже расцелую тебя! Возможно, это тебе будет не так приятно, как предыдущий поцелуй, но…
И он прижал к себе юношу.
- А теперь расскажи мне, хотя бы вкратце, что же ты вспомнил о себе? - Спросил, отпуская Алеся, Валенто. Он сел на кровать, внимательно вглядываясь в взволнованное лицо юноши.
Но как рассказать вкратце о целой жизни? Сбиваясь, перескакивая с одного на другое, Алесь рассказывал о том, что вспоминалось первым, что казалось самым важным. И хотя это был очень корявый, несвязный рассказ, оба его слушателя, и Марта, и Валенто Клаудо, слушали, не пропуская ни одного слова. Ведь перед ними был теперь и тот же, и несколько другой Алесь. Тот самый, потому что он оставался привычным для них, непосредственным, живым юношей; другой - потому что с его разума спала пелена, которая мешала ему, угнетала. Алесь помнил! Он помнил все-все, словно никогда не страдал от этого черного провала в памяти!