- Это станет твоим ужином, - улыбается Клаус.
А в обед на столе стоит большая свинья, зажаренная целиком, с еще целой головой. Кэролайн смотрит на нее голодными глазами, она не ела почти двенадцать часов. Девушка лениво ковыряется в тарелке с пюре и овощами, медленно поднося еду к губам, хотя и хочется сожрать вместе с едой и тарелку, но она не может. Она должна вести себя как леди. Кэролайн чувствует, как он наблюдает за ней, и молча просит, чтобы он отвернулся. Но он не отводит глаз. Она кладет еще кусочек картофеля в рот, глядя в тарелку.
- Что-то не так? – наконец спрашивает Клаус, нарушив напряженное молчание.
Она кивает.
- Ты смотришь на меня, - сухо произносит Кэролайн.
Он откидывается на спинку стула, не сводя с нее глаз. Сегодня ее волосы уложены в прическу, открывая кремовую кожу лица и выделяющиеся ярким пятном на нем розовые губы. Зеленое платье ей велико, но горничные хорошо его затянули, особенно грудь, полукружия которой выпирают над тканью.
Он мягко ей улыбается, хоть Кэролайн и не смотрит:
- Трудно отвести глаза от такой красоты.
Она молчит, стараясь не усмехнуться и не закатить глаза на его слова. Это его попытка затащить ее в постель, но после рассказов Элизабет она не испытывает ни малейшего желания. Кэролайн не может упиваться болью, как женщина из той истории.
- Ты пытаешься меня раскормить? – неожиданно поднимает она взгляд от тарелки.
Он выпрямляется, в удивлении приподняв брови, но молчит, не понимая, отчего такой вопрос.
- Тебе нравится эта свинья, - указывает она вилкой. – И если я так располнею, то, когда будешь пить мою кровь, у тебя будет отличный ужин.
Он секунду смотрит на нее, оцепенев.
- Я не собирался, - запнувшись, отвечает Клаус, но, решив внезапно насладиться ее беспокойством, кладет на ее тарелку кусок свинины. – Но это великолепная идея, давай, съешь еще, - он подкладывает ей еще мяса.
Кэролайн приокрывает губы, понимая, что весь голод куда-то испарился. Кровь снова отливает от лица, и ей становится дурно. То есть ее раскормят, как свинью или крупнорогатый скот на убой. Очень медленно она кладет вилку, стараясь сдержать тошноту, подступившую к горлу.
- Уже не голодна? – усмехается Клаус.
- Нет, - ровно отвечает девушка.
Он даже рад этому, настолько скучно сидеть за обедом. У Клауса так много планов на этот вечер, и ни один из них не включает Кэролайн, в ужасе глядящую на жареную свинью.
- Идем со мной, - тихо говорит он.
***
Земля в саду еще влажная после вчерашней непогоды, ветки кустов и деревьев сломлены бурей. Они с Кэролайн медленно бредут по тропинке.
- Почему ты сбежала от жениха? – начинает разговор Клаус. Не то, чтобы это его волновало (хоть и заставило усилить охрану девушки, чтобы она и от него не сбежала), но, странно, ему хочется больше узнать о ней.
Она плотнее запахивает плащ, накидывая капюшон.
- Мне очень нравится свобода, - просто отвечает она. – А ему не нравилось мне ее предоставлять.
Он удивленно поднимает на нее взгляд. У Кэролайн манера отводить глаза, и Клаус, привыкший читать в них людские души, сейчас чувствует себя странно дезориентированным.
- Ты когда-нибудь был женат? – вдруг с любопытством спрашивает она. Она не имеет понятия, в каком году он родился, но уверена, что Клаус старше всех, кого она когда-либо знала. Конечно, за все это время он хоть раз должен был подумать о том, чтобы сделать какую-нибудь женщину только своей, отрезав невидимые крылья.
Он улыбается глупому вопросу:
- Брак – это деловое соглашение, а я не очень люблю смешивать приятное с полезным.
Неосознанно она закатывает глаза: его слова заставили ее вспомнить о рассказе Элизабет, о многих женщинах, что предлагали ему удовольствие, не требуя уз брака.
- Я не нравлюсь тебе? – прямо спрашивает он, заметив ее жест.
- Я совсем ничего к тебе не испытываю, - холодно откликается Кэролайн, не задумываясь над ответом, - чтобы ты мне нравился или не нравился.
Мужчина пожимает плечами, недовольный ответом.
- Все равно, кажется, скоро ты начнешь относиться ко мне так же, - добавляет она, не глядя ему в глаза.
- То есть ты вообще не имеешь обо мне представления?
- Нет, - лжет она. Она знает, что он нехороший человек. Так она его себе представляла, этот образ был с детства взращен в ее сознании рассказами о семье Первородных.
Он так зол, что не знай Кэролайн, что оставлена в живых не ради крови, ее бы очень удивило, что она еще дышит.
- Тебя тянет ко мне? – хриплым голосом прямо спрашивает он.
- Нет! – быстро и испуганно отвечает она, вспомнив историю Элизабет.
То, как быстро она ответила, кажется ему странным, и он застывает как вкопанный, сжимая пальцами ее плечо, чтобы и она не могла пошевелиться.
- Я предпочла бы отдать тебе всю кровь, чем лечь с тобой в постель, чтобы меня взяли, как животное, - горько и гневно произносит Кэролайн.
========== 2.3. I’m stained to you. “Ache” ==========
- Я предпочла бы отдать тебе всю кровь, чем лечь с тобой в постель, чтобы меня взяли, как животное, - горько и гневно произносит Кэролайн.
Она боится его реакции на такую вспышку, но пытается не показать страха, маскируя его ненавистью, хотя странно – она совсем его не ненавидит. Он ей не нравится, но ненависть… это не то слово, что Кэролайн могла бы произнести с легкостью. По правде говоря, за всю свою жизнь она никогда и никого не ненавидела.
- Это сплетничают мои служанки, - неожиданно осознает он. Намек на гнев звучит в тихом голосе, и Клаус принимает решение, что заставит их держать язык за зубами. – Кто из них?
Это совершенно не важно, он заставит ответить всех, но интересно, которая из них осмелилась рассказывать кому-либо о его жизни.
- Это не имеет значения.
Кэролайн продолжает путь, чувствуя себя виноватой за то, что из-за нее подозревают горничных.
- Имеет, - он снова ее останавливает. – Делай, что я говорю, - приказывает Клаус.
- Тебе придется заставить меня.
Девочка просто сводит с ума. Интересно, она специально приводит его в бешенство или этот дар дан ей от природы?
- Это можно устроить, - цедит он сквозь зубы. – Я не выше подобного.
Она снова беспокойна, внутри что-то сжимается. Кэролайн встречается с ним взглядом, глядя холодно и без каких-либо признаков страха, хотя он все больше и больше завладевает ей. Ей слышится голос матери, твердящей, какое чудо, что Клаус не убил ее, с ее-то языком.
- Что они говорят? – спрашивает он через какое-то время, потребовавшееся ему, чтобы подавить гнев из-за ее упрямства.
- Только то, что каждая женщина, которая разделила с тобой постель, была в синяках и окровавлена, - спокойно отвечает она.
Несколько мгновений он просто молчит.
- Я не делал ничего, чего бы не хотели и они, и я, - наконец, отвечает он.
- То есть в твоем вкусе надругательство над ними?
- Нет, - отвечает Клаус. – Ты все достаточно быстро поймешь, - он не обращает внимания на ее обвиняющий тон.
- Ты заставишь меня лечь к тебе в постель? – спрашивает она, давая понять, что не согласится на это сама.
Ее голос полон горечи, ведь раньше у Кэролайн хоть был выбор, а сейчас она в ловушке. Она бежала, желая свободы, а теперь поймана этим мужчиной. Все что она делала, выходит, было ради того, чтобы снова оказаться в клетке, и эта мысль заставляет пробудиться гнев.
Он снова останавливает ее, разворачивая лицом к себе. Она отводит глаза, только распаляя этим его злость. Очень медленно мужчина делает несколько шагов вперед, прижимая ее к стене своего особняка.