Если дома кто-то есть, дверь у нас не запирается. Мы вошли молча, потому что все эмоции израсходовали за игрой. Наши шумели на кухне. Тихо так шумели, уютно. Родители разговаривали, постукивая посудой, а кошки нестройно мяукали, требуя ужин.
- Есть хочется, - повторил Стас. Я кивнул. И тут до нас донесся папин голос:
- И все-таки, Галина, давай поговорим, пока детей нет. Чтобы не лезли.
Мы со Стасом затаили дыхание.
- Давай, - ответила мама. - Только не говори мне, что нашел инопланетный корабль.
- Нашел, - убитым голосом отозвался папа. - Ты как узнала, Галь?
- Ты их все время находишь.
Мяуканье прекратилось - мама начала кормить кошек, и в наступившей тишине особенно отчетливо было слышно, с какой виноватой интонацией папа рассказывает об очередном космическом корабле.
- Галь, помнишь, как мы с грузчиками вчера глыбу в запасник перетаскивали? Чтобы ремонту не мешала.
- Помню, конечно, - ответила мама.
- И что ты об этой глыбе знаешь?
- Все знаю. Ее нашли где-то возле сфинкса. По всей поверхности иероглифы, но такие стертые, что реставрации не подлежат. Я сама писала заключение: "Научной ценности не представляет".
- Ага! - внезапно завопил папа. - Не представляет?! А как мы втроем могли ее передвинуть, ты не подумала? Каменную глыбу размером три на пять метров!
Мама молчала. Потом неуверенно спросила:
- А вы ее что, втроем перетаскивали?
Папа саркастически рассмеялся.
- Вот так-то! Ближе к народу надо быть!
- К грузчикам ближе? Ну, если ты настаиваешь... - покорно сказала мама. Мы со Стасом ухмыльнулись.
- Галина! Не остри! Не время. - Папа, похоже, был настроен сурово. Я привык к твоему юмору. У меня иммунитет на твои выходки. Я даже не спорю, когда бедные ребята учат никому не нужный древнеегипетский...
- В жизни пригодится, - отрезала мама.
- Галина! - возмутился папа. - Ты же восточная женщина! Ты не должна пререкаться с мужем!
- Извини, дорогой, - как ни в чем ни бывало ответила мама. Когда хочет, она ведет себя как восточная женщина, а когда хочет - как очень даже европейская. - Так что там с глыбой?
- Я отбил от нее кусок, - твердо сказал папа.
Наступила гробовая тишина. Потом мама сказала:
- Милый, только не волнуйся. Я приклею его на место, никто и не заметит.
- Не надо, я цемента маленько плеснул и приладил.
- Вандал! - охнула мама. - Ты же не реставратор! Ценна та глыба или нет, но ей уже пять тысяч лет! - от волнения она заговорила стихами.
- А под тонким слоем камня - отполированный металл, - парировал папа.
Снова стало тихо-тихо. Аж слышно, как кошки чавкают.
Я зажал себе рот руками, чтобы не заорать. Ай да папа! А я не верил...
- Какой металл? - спросила мама испуганно.
- Неизвестный науке! - провозгласил папа. Правда, через секунду менее уверенно добавил: - Мне, во всяком случае, неизвестный. Голубовато-серый, очень твердый. Я зубилом царапал - никаких следов. Галя! Внутри глыбы, которой пять тысяч лет - пустотелый металлический предмет. Точно! Это может быть лишь инопланетный космический корабль.
- Что будем делать? - очень тихо и послушно спросила мама.
- Встанем рано, чтобы долго не спать, чтобы не терять время, ответил папа. У меня глаза на лоб полезли. Впрочем... Раз уж папа нашел космический корабль, то вправе на радостях составлять и трехступенчатые фразы. У каждого лауреата Нобелевской премии должна быть своя маленькая странность, а то журналистам скучно будет.
- Обколем весь камень с корабля, - продолжал он тем временем. - Люк поищем, чтобы внутрь забраться, чтобы корабль осмотреть, чтобы первыми все узнать... Потом позовем журналистов и покажем. А то если коллегам сказать, полмузея к открытию примажется. И твой начальничек Ленинбаев (*4) - в первую очередь. - Папа скрипнул зубами.
- Он такой же мой, как и твой, - ледяным голосом сказала мама. - И не цепляйся к нему зря, он человек серьезный...
- Ну конечно, - язвительно согласился папа, - уж он-то космические корабли не ищет. Чтобы время зря не терять. - И закончил торжествующе: - И не находит!
Мама что-то примирительно ответила, но что - я не расслышал, потому что мне в ухо возбужденно зашипел Стас:
- Пошли отсюда, пошли, - и поволок за рукав обратно на площадку.
- Ты что?! - возмутился я уже за дверью.
- Что, что! - передразнил Стас, - слышал же, папа сказал, "чтобы не лезли". Они без нас туда пойдут!
- А мы попросимся, - неуверенно возразил я.
- Так тебя и взяли! - он презрительно усмехнулся. - Нет уж, если сами не пойдем, последние корабль увидим. Или вообще не увидим.
И, не советуясь больше со мной, он позвонил в дверь, как будто мы только что подошли.
Если бы за ужином папа или мама хоть раз заикнулись о корабле, я бы, наверное, не согласился на авантюру брата. Но как и утром, за столом царила напряженная тишина, прерываемая только цоканьем когтей Ирбиса, которые ему лень втягивать в подушечки на лапах.
Стас, не жуя, проглотил свою порцию сосисок с макаронами, залпом выпил чай и, пнув меня под столом, объявил:
- Мы пошли спать.
- Угу, - подтвердил я, давясь сосиской.
Мама взглянула подозрительно (обычно нас в постель загоняют со скандалом), но папа обрадованно поддержал;
- Точно, идите спать, чтобы выспаться.
- Мухер-хухер, ардажер,
Вдеп сьер-га сакжер-сакжер.
[Спокойной ночи, мама,
Ночь делает веки тяжелыми.
(Возм. др.-егип.)]
- хором продекламировали мы традиционное вечернее прощание, и мама, успокоившись, ответила как всегда:
- Минерап саг зел азет,
Ытар бас, ук мытар, Сет.
[Спите крепко, но и во сне
Не водите дружбы со слугами Сета.
(Возм. др.-егип.)]
Проходя по коридору в нашу комнату, Стас мимоходом выудил из кармана маминого плаща связку ключей.
Мы разделись, переложили кошек с кровати на коврики, погасили свет и нырнули под одеяла. За стенкой папа с мамой принялись что-то оживленно обсуждать.
- Стас, - тихонько сказал я, - а за ключи нам влетит.
- Не влетит, - уверенно ответил он. - Через час вернемся и на место положим.
Не нравилась мне его затея, и я, устроившись поудобнее, закрыл глаза. Я надеялся, что до того, как затихнут родители, мы оба заснем.
Но не тут-то было. Я проснулся от того, что Стас, светя в лицо фонариком, щекотал меня под мышкой:
- Вставай, каракуц сонливый, пришельцев проспим.
Распахнув окно, я первым спрыгнул на землю, взял у Стаса фонарик и помог ему спуститься. Перебежав улицу, мы знакомой дорогой добрались до ворот музея и перелезли через ограду. Звеня связкой, Стас принялся лихорадочно подбирать ключ к двери.
- Посвети, темно, - шепнул он. Направив луч на замочную скважину, я понял, что попадать в нее ключами Стасу мешает не столько темнота, сколько дрожь в руках. Я и сам чувствовал себя соучастником преступления.
Но вот щелкнул замок, дверь скрипнула, и мы, протиснувшись в темное фойе, на цыпочках побежали под лестницу - к запаснику. Тут проблем не было, дверь открылась сразу.
Первым, что попало в круг света моего фонарика, было злобное лицо Неменхотепа. Я вздрогнул, а Стас ухватил меня за руку.
- Ни-никакой он не э-экспонат, сказал он, заикаясь.
Я вытер пот со лба и предложил:
- Может, домой пойдем?
Но Стас уже взял себя в руки.
- Ну уж нет, - решительно ответил он. - Первое слово дороже второго. - И двинулся мимо Неменхотепа вглубь - к каменной глыбе.
Светя фонариком, мы обследовали ее, и без труда нашли приляпанный папой осколок. Я легонько ковырнул ногтем, и осколок отпал. Плохой из папы штукатур.
В неровном отверстии блеснул металл.
- Понял?! - забыв все страхи, вскрикнул Стас так, будто сам сделал и эту глыбу, и металлический предмет внутри нее. - Я же говорил! - и он любовно погладил голубовато-матовую поверхность.
И тут в ватной тишине запасника раздался хруст, глыба дрогнула и раскололась широкой вертикальной щелью. Мы отскочили в сторону, а щель становилась все шире, и камень, как скорлупа с яйца, осыпался с гладкой поверхности металлического предмета.