Краснахоркаи Ласло
Сэйобо Там Ниже
László Krasznahorkai
СЕЙОБО
ТАМ НИЖЕ
Либо уже ночь, либо нам не нужен свет.
— Телониус Монк — Томас Пинчон
СОДЕРЖАНИЕ
1
Камо-Хантер
2
Изгнанная королева
3
Сохранение Будды
5
Христо Морто
8
На Акрополе
13
Он встает на рассвете
21
Убийца родился
34
Жизнь и творчество мастера Иноуэ Казуюки
55
Il Ritorno in Perugia
89
Дистанционный мандат
144 Что-то горит снаружи
233 Куда вы будете смотреть
377 Частная страсть
610 Просто сухая полоска в синем небе
987 Восстановление святилища Исэ
1597 Зеами уходит
2584 Крики под землей
СЕЙОБО ТАМ НИЖЕ
1
КАМО-ХАНТЕР
Все вокруг движется, как будто это единственный раз и только один раз, как будто послание Гераклита пришло сюда каким-то глубоким течением, из далей целой вселенной, несмотря на все бессмысленные препятствия, потому что вода движется, течет, прибывает и ниспадает; время от времени колышется шелковистый бриз, горы дрожат в палящем зное, но и само это тепло движется, дрожит и вибрирует на земле, как и высокие разбросанные острова травы, травы, травинка за травинкой, в русле реки; каждая отдельная мелкая волна, падая, перекатывается через низкие плотины, а затем каждый немыслимый мимолетный элемент этой спадающей волны и все отдельные отблески света, вспыхивающие на поверхности этой мимолетной стихии, эта поверхность внезапно возникает и так же быстро рушится, со своими каплями света, гаснущими, сверкающими и затем разбегающимися во все стороны, невыразимыми словами; собираются облака; беспокойное, резкое синее небо высоко вверху; солнце сконцентрировано с ужасающей силой, но все еще неописуемо, простираясь на все мимолетное творение, безумно яркое, ослепительно сияющее; рыбы, лягушки, жуки и крошечные рептилии находятся в реке; машины и автобусы, от номера 3, идущего на север, до номера 32
до цифры 38, неумолимо ползут по дымящимся асфальтовым дорогам, проложенным параллельно по обеим набережным, затем быстро движущиеся велосипеды под волнорезами, мужчины и женщины, прогуливающиеся вдоль реки по тропинкам, которые были построены или выгравированы в пыли, и заграждающие камни, также уложенные искусственно и асимметрично под массой скользящей воды: все в игре или живет, так что вещи происходят, движутся вперед, мчатся вперед, погружаются, поднимаются, исчезают, снова возникают, бегут, текут и мчатся куда-то, только он, Ооширосаги, совсем не движется, этот огромный снежный
Белая птица, открытая для нападения всех, не скрывающая своей беззащитности; этот охотник, она наклоняется вперед, ее шея складывается в форме буквы S, и она вот вытягивает свою голову и длинный твердый клюв из этой формы и напрягает все, но в то же время она напрягается вниз, ее крылья плотно прижаты к телу, ее тонкие ноги ищут твердую точку под поверхностью воды; она устремляет свой взгляд на текущую поверхность воды, на поверхность, да, в то время как она видит, кристально ясно, то, что лежит под этой поверхностью, внизу в преломлении света, как бы быстро оно ни прибыло, если оно действительно прибыло, если оно окажется там, если рыба, лягушка, жук, крошечная рептилия прибудет с водой, которая булькает, когда поток прерывается и снова вспенивается, одним единственным точным и быстрым движением птица ударит клювом и поднимет что-то вверх, даже невозможно увидеть, что это такое, все происходит с такой молниеносной скоростью, это невозможно увидеть, только узнать, что это рыба — амаго, аю, хуна, камоцука, мугицуку или унаги или что-то еще — и вот почему она стояла там, почти посреди реки Камо, на мелководье; и вот оно стоит, в едином времени, неизмеримое в своем течении, и все же, вне всякого сомнения, существующее, единое время, не идущее ни вперед, ни назад, но просто кружащееся и никуда не движущееся, словно непостижимо сложная сеть, заброшенная во время; и эта неподвижность, несмотря на всю ее силу, должна быть рождена и поддерживаться, и было бы уместно схватить ее одновременно, но именно это, это одновременное схватывание, не может быть осознано, поэтому оно остается невысказанным, и даже вся полнота слов, которые хотят ее описать, не появляется, даже отдельные слова; и все же птица должна опереться на один-единственный момент сразу и, делая это, должна воспрепятствовать всякому движению: совсем одна, в самой себе, в безумии событий, в самом центре абсолютного, кишащего, кишащего мира, она должна остаться там, в этом изгнанном моменте, так что этот момент как бы смыкается над ней, и тогда
мгновение закрывается, чтобы птица могла замереть своим белоснежным телом в самом центре этого яростного движения, чтобы она могла запечатлеть свою неподвижность против ужасных сил, обрушивающихся на нее со всех сторон, потому что лишь гораздо позже она снова примет участие в этом яростном движении, в тотальном безумии всего и тоже двинется в молниеносном ударе вместе со всем остальным; но сейчас она остается внутри этого охватывающего мгновения, в начале охоты.