— Так вот, Хьюго, — мягко предостерегает она своего собеседника, — даже не пытайтесь сегодня оставить меня с носом, не забывайте, я — ваш постоянный покупатель.
Затем она кладет руку ему на плечо, запрокидывает голову и заливается смехом в ответ на его шутку. Хьюго, обладающий репутацией довольно жесткого дельца, который в своем аукционном доме никому не даст спуску, взирает на нее с нескрываемым восхищением. Он всегда питал слабость к Рут, о чем ей было прекрасно известно.
Конечно, я понимаю, что за игру она затеяла; вполне вероятно, что это понимает и сам Хьюго. Она хочет обаять его еще до начала торгов в надежде на то, что он придержит для нее парочку достойных лотов — скажем, опустит молоточек чуть быстрее, чем положено, чтобы сделанная ею ставка оказалась последней. Он не может отвести от нее глаз, даже когда она уходит от него летящей походкой и направляется в мою сторону, после чего с едва слышным вздохом удовлетворения занимает свое место.
— Ты знаешь, что больших шлюх, чем ты, белый свет еще не видывал? — шучу я, усаживаясь рядом с ней.
Она хихикает, совсем как молоденькая девчонка, и подмигивает мне.
— Ах, Коко, сколько же тебе повторять: возраст — это просто количество прожитых лет, а вовсе не повод отказываться от радостей жизни. Ну как, ты уже что-нибудь присмотрела? Может, тебе понравились какие-нибудь украшения?
Хоть в душе я и настоящий сорванец, есть у меня одна слабость — я не могу устоять перед старинными ювелирными изделиями. Рут рассказывала, что с мамой была та же история — так, она никогда не расставалась со своим любимым жемчужным ожерельем. Оно до сих пор хранится в нашей антикварной лавке, мы выставили его в витрине из матового стекла. Иногда я даже надеваю мамино украшение — но только по особым случаям.
— Нет, ничего такого, но, как по мне, нас мог бы заинтересовать лот двести двадцать один, — вполголоса отвечаю я. Нельзя привлекать к нему лишнее внимание, здесь даже у стен есть уши.
— Лот двести двадцать один… Столик для умывальных принадлежностей? — Рут нашла нужную страницу в каталоге, при этом не спуская глаз с окружающих, чтобы не пропустить никого из знакомых или возможных соперников в борьбе за этот лот.
— Да. Его спрятали за целой кучей хлама, всякими коробками с книгами и прочей дребеденью, думаю, мало кто заметил его мраморную столешницу. Можно попробовать его выкупить.
— Отлично подмечено, Коко, — довольно улыбаясь, отвечает она. — До чего же у тебя острый глаз!
— Это да, но многие здесь не уступают мне во внимательности, — сомневаюсь я. — Например, Перри Смит.
Перри — один из мелких торговцев антиквариатом, за которым водится отвратительная привычка перебивать мои ставки на аукционах по всей стране: он буквально чувствует, когда мне очень, очень нужна какая-то вещь, и поднимает цену в последний момент, уводя ее у меня из-под носа как раз тогда, когда мне кажется, будто лот уже у меня в кармане. Не знай я его так хорошо, точно решила бы, что он делает это намеренно, чтобы меня позлить, но Перри — джентльмен и настолько хорошо воспитан, что едва ли мне удалось бы доказать его вину.
— Ну конечно, старый добрый Перри. Мне кажется или он правда похудел? — спрашивает Рут, пока он идет к нам через весь аукционный зал. На моем вечном сопернике сегодня твидовая тройка, а обут он в башмаки от «Черчиз».
— Даже не думай, — предостерегаю я ее.
— А что я? — невинно хлопает ресницами она.
— Рут! Коко! Как ваши дела? — Перри уже подошел, и я не успеваю закончить мысль.
Рут поднимается с места и приветствует его, сердечно расцеловывая в обе щеки.
— Перри, милый! Прекрасно выглядишь, — мурлычет она.
— Здравствуй, Перри, — отзываюсь я, пытаясь украдкой подглядеть в его каталог — вдруг он пометил для себя что-то из вещей, на которые собираюсь ставить я? Но он ловко — и при этом явно нарочито — прячет его в карман, этот старый лис.
— Выглядите сногсшибательно, леди, впрочем, как всегда, — учтиво отвечает он с этим своим безукоризненным британским акцентом, хотя все мы знаем, что родом он из маленького городка в ирландском графстве Каван. По легенде, его родители были из нетитулованных дворян и в возрасте четырех лет отправили Перри учиться в пансион — отсюда и акцент, и эти старомодные манеры.
— Ты, Перри, нам ни в чем не уступаешь, — тепло улыбается ему Рут. — Сбросил вес? Такой стройный!
Перри по привычке поглаживает себя по животу и гордо улыбается.
— Целых девятнадцать фунтов. Сижу на «доисторической» диете, — хвалится он.