– О, поссал! Иди сюда, выпей с нами! – Радушно провозгласил его новый товарищ.
– О да. – Игнатий поднял в верх большой палец и сделал вид, что не понял того, что его приглашают. Но мужик оказался настойчивым и повторил приглашение:
– Давай, давай, иди сюда! Хозяин всех угощает. Отличное бухло, выпей с нами.
В другом случае Игнатий так и сделал бы, но сейчас не мог сесть, не обнаружив своей ноши. А в голову ничего не приходило. От испуга там стало пусто и звонко. Он решил, что выпьет стоя, а потом под предлогом заказать ещё какого-то особого бухла пойдёт к хозяину. Но когда он подошёл и ему налили, то радушие навязавшегося друга оказалось так велико, что тот попробовал усадить Игнатия силой. Эфес выскочил из ворота и стал для всех очевиден.
– Постой, постой… Что это у тебя там такое? Да ты не ссать ходил. Давай-ка его сюда.
Другой здоровый детина в твёрдом кожаном панцире стражника, надвигался на Игната спереди, а сзади, его уже держали за плечи и выкручивали руки. «Вот уроды, вроде пьяные, а так у них всё оперативно. Видимо, навык не пропьёшь». – Мелькнуло в голове Игната. Меч у него отобрали, руки связали собственным поясом, а разговор пошёл настолько гнилой, что чуть не вызвал слёзы отчаяние на глазах. Как назло меч Валентина оказался достаточно дорогим, а сорочка Игната, которой он очень гордился, была нарядная и имела изысканную вышивку. Людям это не понравилось, всё говорило о том что Игнатий им неровня, а когда при нём отыскался кошелёчек торговца с настоящими деньгами, то гнилой разговор превратился в настоящий допрос с угрозами отрубить пальцы. Судьба мизинца на правой руке весела на волоске под аккуратно пристроенным к нему лезвием меча Валентина и Игнатий был почти готов расколоться и показать обоз в конюшне и сдать вообще всё и всех, но случилось нечто странное…
Прогулка Игнатия за мечом получилась действительно долгой. Эдуард нервничал. Светик подливала масла в огонь, излагая нездоровые фантазии относительно того, что могут сделать с мальчиком разбойники, попадись он им с мечом. Валентин переживал за обоз и втайне, не доверяя Игнатию подозревал его, про себя, в побеге. Наконец, Эдуард решился посмотреть, куда делся его помощник и аккуратно вышел в коридор как раз в тот момент, когда Игната схватили и начали вязать ему руки. Поняв, что внизу происходит нечто недоброе, Эдуард аккуратно поспешил спуститься по лестнице и когда выглядывал из-за двери, отделявшей лестницу от общей залы, увидел всю нелицеприятную картину допроса. Мерзость ситуации вызвала в нём прилив сильнейшей ненависти к здоровым пьяным уродам, готовым пытать мальчишку за несколько лишних монет. Светик начала действовать. Время остановилось само собой без желания Эдуарда или приказа с его стороны. Она всё решила за него. Он мог и не спешить. Даже если бы в этот момент стражник постарался отрезать Игнатию палец, находящийся уже под лезвием меча, он бы не успел этого сделать, даже если бы Эдуард шёл к нему спокойным шагом. Но Эдуард не был так сдержан. Поняв, что разбойники беззащитны и полностью отданы в его власть, он почувствовал странное остервенение, буквально залившую кровью его разум ненависть, исходившую не только из его души, в целом чуждую таким чувствам, но и из нового существа, поселившегося в нём. Эдуард в несколько прыжков очутился рядом с толпой злодеев и выхватив из ножен меч, весящий у одного из них на поясе, проткнул горло стражника, собиравшегося покалечить Игнатия. Потом занялся остальными. Времени у него было предостаточно, и он устал, когда закончил.
Игнатий, по мере того как острое лезвие приближалось к его пальцу, хотел зажмуриться, но глаза остекленели, и он уставился на ещё свой мизинец неморгающим взглядом. Потом хотел закричать, но во рту было сухо, и язык не поворачивался. Игнатий оцепенел, а когда собиравшиеся пытать его люди разлетелись на части брызгая кровью и теряя внутренности вначале ничего не понял, так и стоял уперевшись взглядом в свой палец. Примерно за одну секунду шестнадцать человек превратились в кучу обрубков. Эдуард не просто убил их, он рубил изо всех сил. Конечности не успевали отваливаться, а кишки выпадать, как он переходил к следующему, замороженному для него Светиком объекту ненависти. Он мог позволить себе изощряться и резать уши, или кромсать разбойников на мелкие куски. Когда всё кончилось, участвовавшие в допросе опали кучей фарша, их доспехи были сняты и валялись по полу, словно кто-то успел их раздеть. Кровь обширным ручьём смешиваясь с опрокинутым пивом, текла к выходу. Рядом стоял с окровавленным мечом Эдуард, сам опешивший от ужаса, при виде того, что совершил и остолбеневший, залитый кровью Игнатий.