Прежде чем добраться до пустоши, им надо было пройти фермы, последняя из которых располагалась часах в двух-трёх пешего пути от города. Потом было поле, овраги и только за ними, постепенно начиналась выжженная пустыня с чёрной землёй и очень редкими колючками в середине лета от которых ничего не оставалось, потому что чёрная земля раскалялась на солнце и всё живое сгорало на ней. Пустошь простиралась на недели пути в разные стороны, никому из жителей Новгорода не удавалось пересечь её и вернуться назад. В Новгороде Пустошь считали долиной смерти, в первую очередь из-за непрерывно дующего там ветра, уносящего жизнь.
Дорога под ногами была достаточно хорошо протоптанной и ровной. Неглубокий светло-серый песок, перемолотый колёсами повозок и ногами путников, мягко принимал шаги учеников и учителя. С обеих сторон по обочинам нависали стебли травы, которая густым покровом расходилась в разные стороны сквозь перелески и овраги, насколько хватало глаз. Тонкая полоска чёрных облаков накрывала уходившее за горизонт солнце. Оно, глядя в сторону путников словно, пыталось испугать их неестественно красным цветом своих последних лучей. Сумрак сгущался, пролетали первые летучие мыши, а трава трещала от разноголосия вечерних насекомых.
«Можем ли мы сегодня умереть?» – думал Порфирий – «Может ли получиться так, что именно сегодня нас ждёт час истины. Ничего не предвещает беды. Обычная вылазка в пустошь, ощущение опасности может быть основано только на переживаниях учителя. Но всё же тревога словно весит в воздухе и этот красный закат, редкий и зловещий. Понятно, что до пустоши мы доберёмся только завтра, но всё же, уже сегодня так грустно и зябко в душе».
Васка шёл весело. Достал из ножен меч и рубил шапки полевых цветов вдоль обочины. В другой день учитель строго наказал бы за такую беспечность, но сегодня Годфри, казалось, не обращал внимания на поведение учеников. Словно всё, что он мог сказать, он уже сказал и теперь, положившись на волю случая, просто направил лодку их похода по течению судьбы, опустив вёсла и глядя в даль фарватера, старался предугадать, что может быть спрятано за туманом будущего.
Годфри переводил взгляд то на быстро темнеющее небо, то под ноги и смотрел, как проминается дорожный песок. Думал о прожитой жизни, и есть ли в ней какой-то смысл. Занимает ли он в этом мире место, исключительно предназначенное для него, или вместо него мог бы жить другой человек и течение жизни проглотило бы любой камушек по имени Годфри брошенный в её поток без разбора, находя приют всему и всякому на дне своих вод.
Поддаваясь обаянию сгущающихся сумерек, Васка погрузился в свои мысли: «Белый конь с пеной, закусывая удила, мчится по полю брани навстречу страшному врагу, закованному в сталь с длинным копьём на перевес. На коне сидит отважный Васка и храбро размахивает саблей, ловко джигитует. Он уже привстал на стременах для того чтобы, увернувшись от острия, направленного в его сердце, нанести смертельный удар своим кривым мечом между пластин доспеха противника. Тот, не выдержав сокрушительного удара валится под копыта многотысячной конницы, а Васка наносит следующий удар». Ещё один цветок падает на обочину для того, чтобы засохнуть в песке дороги, не принеся никакой пользы без семян и смысла. Но храбрый воин уже выбрал новую жертву и готов лёгким взмахом руки разить придорожных врагов.
– Дорогой наш Васка, – начал пафосно учитель, – может, ты уберёшь меч в ножны и с помощью своего тугого лука добудешь нам дичь, с которой мы могли бы прийти в таверну на окраине ферм. Иначе у нас не будет ни юридического ни морального права рассчитывать на гостеприимство хозяина сегодня вечером и нам придётся спать в холоде голодными под открытым небом.